Помимо того, что Дэй был очень молод, даже моложе, чем сам Гудини, у него не было предрассудков против американцев. Новичок в мире шоу-бизнеса, он не страдал недостатком воображения, которое так необходимо в рекламном деле. Более того, он восхищался мужеством и людьми, обладавшими им. В этом нахальном молодом янки, страдающем одышкой, он чувствовал потенциальную знаменитость. Дэй никогда не жалел о том, что взвалил на себя такой груз: всего через несколько лет он и Гудини стали партнерами в «Кроч Эмпайртеатре» и других предприятиях.
В начале столетия лондонская «Алгамбра» была Меккой для артистов разных жанров. Ее директор, Дандэс Слэйтер, потакая молодому Гарри Дэю, дал неизвестному американскому артисту неделю испытательного срока.
Трюк с наручниками был не нов для английской публики. Однако Слэйтера привлекло то, что Гудини приглашал кого-нибудь из зрителей выйти на сцену с собственными наручниками. Слэйтер сказал артисту: «Если вы сумеете улизнуть из Скотленд-Ярда, молодой человек, возможно, я возьму вас на две недели».— «Что ж, идемте туда, не откладывая»,— ответил Гарри, и Слэйтер согласился.
Но комиссар полиции сказал им, что «Ярд не может принимать участие в дешевых спектаклях для прессы. Если мы наденем на вас наручники, молодой человек, они будут настоящие, и мы не дадим вам никакого ключа».
Гудини нахмурился и, полный решимости, ответил: «Пожалуйста, надевайте наручники. Три пары, четыре. И кандалы на ноги тоже». Комиссар Мелвилл достал пару наручников «дарби» из своего стола и направился в коридор. «Таким образом,— сказал он, обводя руки Гудини вокруг столба,— мы поступаем с янки, которые приезжают сюда и напрашиваются на неприятности». Он с улыбкой повернулся к Слэйтеру: «Давайте оставим его на время. Через час вернемся и освободим этого молодого Самсона от столпа филистимлян».
«Если вы возвращаетесь в кабинет, я иду с вами», — сказал Гарри, улыбаясь и подавая Мелвиллу наручники.
Гудини знал по опытам, которые проделывал еще до пересечения океана, что такие замечательно сконструированные наручники, как английские, можно разомкнуть с помощью легкого постукивания особым образом о твердую поверхность. Перед тем как идти в полицию, он прикрепил к бедру под брюками свинцовую ленту. Однако на сей раз такую поверхность ему предоставил «столп филистимлян», и лента не понадобилась.
Получив поздравления от комиссара Мелвилла, который был восхищен мужеством и мастерством артиста, Гудини получил также и двухнедельный контракт в «Алгамбре».
Слух о победе над «дарби» в Скотленд-Ярде быстро разнесся по всему Лондону.
Гарри Дэй, как менеджер Гудини, начал отправлять телеграммы директорам европейских театров и журналистам. Молодой американский «эскапист» вскоре стал сенсацией Лондона, и новость о «гвозде» сезона мгновенно распространилась среди людей искусства.
Две недели быстро превратились в полгода, а гонорар составлял шестьдесят фунтов в неделю, что тогда равнялось тремстам долларам. Десятки людей таскали плакаты с надписью «Гудини», служа ему живой рекламой. В конце августа Гудини выступал в «Алгамбре» при полных аншлагах, но Дэй уже ангажировал его в центральный театр Дрездена с правом продления контракта...
Приехав в Германию, Гарри не прогадал. Дома мамаша Вейсс говорила на красивом идише, рабби Вейсс чудесно владел немецким и заставил детей выучить его. Поэтому, когда Гарри вышел из-за кулис перед своей первой аудиторией в Дрездене, он приветствовал зрителей на хорошем немецком и публика его приняла. А когда он пришел в «Винтергартен», билеты уже были проданы на неделю вперед.
Много было написано о работе Гудини и о ее смысле — о потаенном желании каждого человека сбросить узы лишений, бедности и обременительной нужды. Возможно, нигде этот яркий призыв к освобождению не воспринимался так, как в кайзеровской Германии, где существовали только две вещи — запрет и принуждение. Когда Гарри Гудини, американец, выходящий из тюрем, непринужденно вылезал из ящика, победоносно держа над головой кандалы и наручники, в которые был закован несколько минут назад, публика взрывалась овациями.
Если немецкий народ признал и полюбил его, то полицейские чиновники и газетные издатели испытывали совсем иные чувства. Гудини с самого начала пришлось схлестнуться с ними. Он приехал в Германию после того, как приобрел славу в Англии, и это вызвало подозрения у людей, готовившихся к захватнической войне. То, что он был американцем, ему прощали. Но ведь он был еще и евреем.
Гарри нужен был помощник для контактов со зрительным залом и добровольцами из публики, равно как и для организации демонстраций в полиции и редакциях. В Германии он нашел такого человека — отставного австрийского офицера Франца Куколя.