Журнал «Вокруг Света» №01 за 1978 год

В следующие дни мы обследовали берега Амнунды — Урочища наледей. Аян в этом месте намораживал за зиму огромную наледь, которую с самолета можно было принять за застывшее озеро. Морозы, создавая ледяные пробки, заставляли реку постоянно менять русло, прорываться через заторы, растекаться поверх льда. Лед в этом ущелье нарастал постепенно и напоминал в разрезе слоеный пирог. Однажды, переходя наледь, я поскользнулся и упал — от сотрясения сзади нас рухнул пласт льда, и мы оказались над ямой, в которой текла река. Попади в нее, выбраться оттуда, пожалуй, было бы невозможно. Таких провалов мы видели немало. И Громова постоянно тянуло к ним, потому что здесь было много волчьих следов.

Ходил он с какой-то ненасытностью, стараясь осмотреть все уголки урочища, постоянно замеряя, зарисовывая, изучая волчьи следы. Сравнивая их, он восстанавливал картину жизни зверей, замечая постоянных обитателей, отличая следы пришельцев. Он надеялся по ним узнать, где находится волчье логово.

Серп месяца поднимался над заснеженными вершинами мрачных гор. Зайцы выбегали на берега отмелей пощипать замерзшую травку, в лесу вспархивали куропатки. Однажды мы приметили вышедшую на охоту росомаху — зверя, которого охотникам удается встретить очень редко. Застигнутая врасплох хищница замерла, поняв, что замечена, и тут же бросилась в лес. Но волки, как назло, продолжали таиться. И я предложил Громову сделать приманку. Так, мне казалось, легче будет познакомиться со стаей.

— Не годится, — сказал он. — Волков на мякине не проведешь. Вон сколько вокруг оленей. Да и мне эта инсценировка не нужна.

Под вечер, когда мы чаевничали у костра, он поведал, что в работе своей придерживается принципов, завещанных известным дальневосточным охотоведом Каплановым. Тот, по словам Громова, был настоящим траппером, неутомимым в поисках. Даже изучая жизнь уссурийских тигров, он никогда не прибегал к приманкам. По следу отыскивал их и подолгу жил рядом в тайге. Как и все охотники, он постоянно ходил с оружием, но к помощи его никогда не прибегал, считая, что знание повадок зверей дает возможность избежать опасной встречи...

Громов рассказывал, как, придерживаясь тех же методов наблюдений, ему удалось выследить логово и долго жить вблизи него. Много неизвестного открылось ему в жизни дальневосточных волков. Он наблюдал за обучением подросших волчат, видел их игры и забавы, знает, как «нянчатся» с детенышами в отсутствие волчицы «дядья» — подраненные матерые самцы, как загоняют одинокие волки в озера рогачей и поджидают их, уставших, на другом берегу... Теперь он хотел знать все о здешних волках. Но нужна выдержка — не одно лето и не один год. И Громов не торопился, уверенный, что свое обязательно возьмет.

По утрам мы наблюдали, как неслышно выходят из лесу олени, словно десантники в маскхалатах. Переходят реку, и через несколько минут их можно видеть уже у вершины, за границей леса. Кажется, там и стоять невозможно, так круты склоны, а олени идут себе по снегу меж черных скальных желобов, ни на минуту не остановятся...

Просушив у огня портянки, мы переобувались без особой охоты, представляя предстоящий путь по ущелью Хонна-Макит, где, заведомо знали, придется проваливаться в рыхлый снег, поочередно утаптывая дорогу. Нам следовало узнать, не загнездились ли в этом году белые кречеты.

Красновато-черные скалы ущелья поднимались отвесно на высоту в сотню метров, с обрывов свисали засохшие стволы деревьев, готовые в любую минуту рухнуть. Порой скалы сходились, как стенки узкого колодца. В. иных местах голубовато-желтый лед волнисто спускался по стене до самой земли, будто вмиг остановленный поток водопада...

Кречетов мы так и не нашли. Лишь отыскали одинокое гнездо воронов. Черные стервятники в беспокойстве закружились, оглашая ущелье хриплыми криками. Возвращаясь, мы увидели следы бурого медведя, перешедшего в самом узком месте каньон. «Проснулись, голубчики, — улыбнулся Громов. — Значит, все: весна наступила».

...В назначенный срок мы не дождались Пилатова, и Громов забеспокоился. Решили возвращаться пешком. Вышли под вечер. Встречный ветер дул в лицо. Река заледенела, временами мы разбегались и катились, как на коньках. Рваные серые облака ползли над горами. На душе было тревожно. Мы прошли почти половину дороги, когда услышали рокот снегохода. В рулевом мы с удивлением признали Виктора Шуста. Глаза его сияли, видно было, что ему нравилось мчаться по льду. «Бритоголовые, — сказал он, — баню топят, меня за вами послали». Я напомнил ему, как однажды он сказал, что «за руль снегохода никогда в жизни не сядет».

— Неужели вы поверили, что я влюбился в эту трескучую арбу? — взъерепенился Виктор. — Только потому, чтобы в баньку вас свезти, я и сел за руль...

Но глаза выдавали его целиком.