Постепенно небо приобрело лимонный оттенок, свет прибывал с каждой минутой, мы покинули нашу изъеденную улитками обитель и спустились к деревьям по соседству с сетями.
— Не могу понять, почему они не прилетают, — сказал я. — Запах этого окаянного джака, наверно, в Чикаго слышен!
— А я знаю, в чем дело, — отозвался Джон. — Я думаю...
Однако нам так и не привелось услышать, что думал Джон, потому что он наклонился вперед, напряженно всматриваясь.
— Что это? — показал он рукой. — Там что-то попало в сеть. Уж не крылан ли?
Мы дружно уставились на прогалину, где тонкие, как паутина, сети совершенно терялись на фоне деревьев и теней.
— Точно! — взволнованно подхватила Энн. — Я тоже вижу. Конечно, крылан.
— Похоже, вы правы, — сказал я. — Но каким образом, черт возьми, ухитрился он попасть в ловушку так, что мы ничего не заметили?
В эту минуту над прогалиной возник крылан, произвел быструю и осторожную разведку и удалился, позволив нам установить, во-первых, что полет этих рукокрылых абсолютно бесшумен, и, во-вторых, что сверху, где стояла наша лачуга, мы бы его никак не увидели: стоило крылану опуститься над прогалиной, как его тотчас поглотили неровные тени.
К этому времени стало совсем светло, и мы с волнением обнаружили, что в сетях застрял не один, а целый десяток крыланов. Наш восторг не поддается описанию, ведь по чести говоря, мы почти не надеялись на успех.
Крыланы висели неподвижно, не бились и не вырывались, и мы решили не снимать их с сети; подождем немного — может быть, поймается еще несколько штук. В последующие полчаса на прогалину залетал не один крылан, но они были слишком осторожны и держались слишком высоко, чтобы запутаться в тенетах. В конце концов, видя, что больше улова не будет, мы приготовили корзинки и стали выбирать добычу из ячеи.
Первым делом определили пол крыланов. И с досадой установили, что попались одни самцы. Вблизи они были еще красивее спина — яркого каштаново рыжего оттенка, плечи и живот переливаются золотой рябью, мягкие, словно замша, тонкие крылья — угольно черные. Пухлые золотистые мордочки с соломенно-желтыми глазами делали их похожими на сердитых игрушечных мишек с крыльями. Мелкая ячея сделала свое — крылья основательно запутались, и, истратив попусту четверть часа на попытку освободить одно крыло, мы сдались и стали просто разрезать сеть. Естественно, соблюдали предельную осторожность, чтобы не повредить нежные крыловые перепонки, да и сети старались не кромсать без нужды.
Это была нелегкая работа, тем более что негодующие крыланы при малейшей возможности вонзали в замешкавшийся палец острые, как иголка, зубы. Все же мы высвободили их без чрезмерного ущерба для сетей и разместили в корзиночках по одному. После чего нас еще ожидал кропотливый труд по починке и развешиванию сетей.
Крыланы обживаются
Городская школа великодушно предоставила в наше распоряжение новехонькое классное помещение площадью три на шесть метров, еще не освоенное жадными до знаний юными островитянами. Мы заключили, что свежепокрашенный и нарядно убранный класс как нельзя лучше подходит для содержания крыланов, набросали на пол ветки и развесили проволочные подносы для привезенного с Маврикия вороха фруктов. Решили предоставить самцам свободно летать по классу, а самок, когда поймаем, держать. в корзинках. Не желая прослыть женоненавистником, спешу уточнить, что кажущаяся дискриминация всецело объяснялась тем, что самки были для нас несравненно ценнее самцов, и мы приготовились беречь их, как зеницу ока.
В конце дня мы возвратились на прогалину к нашим двум верным помощникам, сторожившим крыланов, и в свете угасающей зари взобрались на утес, с которого было видно колонию. В целом крыланы вели себя спокойно, хотя сон их временами прерывался, и они весьма проворно меняли положение, ловко цепляясь за ветки когтистыми пальцами. Иногда то один, то другой снимался с дерева и вяло летал по кругу, чтобы затем вернуться на старое место или повиснуть на другой ветке. Царила почти полная тишина, лишь изредка завязывалась перебранка, когда какой-нибудь крылан случайно начинал теснить спящего товарища.