Появление хвоста к трем годам дает повод петушку начать жениховские хлопоты. На замененном папоротниками склоне он выстраивает несколько кучарен из лесного мусора. Усевшись на распростертой над аренами ветви, самец исполняет звучное вступление; слетает вниз и, издавая громкие булькающие звуки, начинаем коронный танец. Жених покачивает хвостом, и сложенные полуметровые перья звонко стучат не хуже бамбукового ксилофона. Постепенно разворачивая и поднимая «лиру», жених раскладывает ее на спине, как кружевной полог. Хвост и впрямь хорош; пара широких перьев образует изогнутую раму для нежного кружевного плюмажа. Когда песня достигнет высокой и громчайшей ноты — стоп. Самец складывает жениховский реквизит — хвост — и удаляется со сцены. Самочка — а она, естественно следит за действом — вольна последовать за ним. Потом, озабоченная судьбой наследника, она будет строить гнездо из веток, опавшей листвы и мха; потом — шесть недель — будет высиживать и охранять единственное яйцо… Дел у нее хватает, а пока она так занята жених успевает заворожить еще не одну даму.
У птицы-лиры природных врагов было немного — лисы, кукабарра, змеи; ящерицы Возможно, когда-то серьезную угрозу представлял для лиры сумчатый тасманийский волк-тилацин; пока сам не исчез с лица земли.
Зато стоило птице-лире (вернее, хвосту самца) попасться на глаза человеку, как он стал ее злейшим врагом. Местное население, несомненно, тоже ценило красоту плюмажа и издавна использовало его в своих украшениях. Катастрофическое истребление лиры началось с появлением пришельцев с огнестрельным оружием и длилось десятилетия. Еще в начале XX века на улицах Сиднея хвостовыми перьями птицы-лиры торговали, что называется, «пучок — пятачок».
А. X. Чисхолл, австралийский орнитолог, подсчитал, что через руки одного лишь сиднейского торговца за один лишь 1911 год прошло более 1300 хвостов: 500 он продал на месте, а 800 отправил «любителям красоты» за океан.
Робкие запреты разбойного промысла успеха в те годы, естественно, не имели, и в природе птица-лира теперь встречается, говорят, гораздо реже, чем на популярных австралийских марках.
В девственных лесах островов Карибского моря и Латинской Америки исторически совсем недавно, каких-нибудь три-четыре века назад, обитало множество крупных и удивительно ярких попугаев — макао. Но уже в XVII веке многие разновидности их исчезли бесследно. И опять, как в истории с птицей-лирой и зимородком, причина истребления — беззащитность пернатых перед вооруженным человеком. Макао достаточно защищены от естественных врагов крепким клювом, но уже перед стрелами из лука или духовой трубки-сарбакана неповоротливые и заметные птицы беспомощны. Что уже говорить об огнестрельном оружии?
На Ямайке желанной добычей индейцев был макао желтый. Макао красный последний раз упомянут в легендах, записанных в 1765 году. На Мартинике последний экземпляр макао сказочного замечен был в 1658 году. К началу XIX века стали редкостью на островах Карибского моря макао желтый и зеленый. Индейцы тут почти не виноваты. Конкистадоры и последовавшие за ними колонисты, уничтожавшие племена, снесшие с лица Земли целые цивилизации, скорее всего и не заметили, как нанесли непоправимые бреши природе. Сгинули миллионы птичек, заключенных в клетки, рассыпались, изъеденные молью, чучела и украшения шляп. Краса птичьих перьев и изделий из них дошла до нас порой лишь в праздничных уборах коренного населения.
Почетное право пользоваться материалом для невянущих и немеркнущих украшений, боевых и праздничных уборов принадлежало самым уважаемым членам племенной иерархии.
На Гавайях лишь опытные птицеловы-рабы добывали медовую пищуху. Из ее хвоста выщипывали лишь несколько нужных перьев. И знатность вождя определяли по тому, сколько у него птицеловов-рабов.
Можно долго говорить о месте птиц в верованиях разных народов. Скажем лишь, что и промысел перьев, и ремесло изготовления ритуальных и боевых украшений из них держали в своих руках посвященные. Строго зафиксированы были и орнаменты, и сам процесс их изготовления. Лишь высокородные женщины допускались к изготовлению браслетов и головных повязок из перышек. А наиболее важные части ритуальных одеяний — накидки, шлемы, плащи — смели косить только аристократы, такие, как гавайский король Камеамеа. И если он отправил уже в XIX веке в Петербург роскошный плащ из ярких перьев, значило, что он признал российского императора равным себе.