Вскоре по возвращении в Найроби мне довелось беседовать с всемирно известным ученым-зоологом Бернгардом Гржимеком. Я рассказал ему о поездке на озеро Рудольфа, о том, каких видел зверей. Поведал и о впечатлении, которое произвел на меня львиный рык. Гржимек рассмеялся и сказал, как удивительно иногда совпадают эмоции людей: «Я уже писал, что когда в Серенгети львы заревели, то мы чуть не попадали с постелей, хотя при благоприятных условиях погоды их «пение» можно услышать за восемь-девять километров. На меня оно действует подобно колокольному звону, настраивая на серьезный и торжественный лад. А вообще львиный рык считается великолепнейшим и наиболее впечатляющим звуком мироздания».
Утром, настроенные, подобно Гржимеку, на серьезный и торжественный лад, тронулись мы дальше на север. Насмотревшись на обилие диких животных в саваннах и буше Кенийского нагорья, путешественник будет немало удивлен богатством фауны на границе начинающейся полупустыни. Умиляют дик-дики — самые маленькие газели, которые выскакивали, кажется, из-под каждого куста. Размером с новорожденного козленка, они подпрыгивали в воздух упруго, словно теннисные мячи, только несравненно выше наших обычных козлят, и тут же уносились прочь. Часто можно было наблюдать, как антилопы геренуки, длинношеие, как жирафы, стоя на задних ногах, объедают верхушки кустарников, до которых человек среднего роста вряд ли дотянется рукой. Жирафа в этих местах тоже особенная: не пятнистая, чаще всего встречающаяся в центральных и южных районах страны, а сетчатая — на яркой светло-коричневой короткошерстной шкуре как бы нарисованы неуверенной детской рукой белилами квадраты, прямоугольники, ромбы.
Там, где трава позеленее и потучнее, пасутся зебры Греви, единственный вид, поддающийся приручению. Удивительно складные и, как правило, упитанные лошадки отличаются от своих сородичей узкими и четкими черными полосами на белой шкуре. И слоны здесь водятся самые крупные. Просто диву даешься, как эти великаны находят более ста килограммов зеленого корма и столько же литров воды в день в такой засушливой местности. Попалось нам несколько гигантов... белого цвета. Нет, это были не альбиносы: просто слоны приняли цвет окружающей почвы. В других местах можно увидеть красных и совсем черных гигантов. Дело в том, что принимать душ — излюбленное занятие слонов. Но когда нет воды, они, спасаясь от жары и насекомых, набирают в хобот почву или пыль и «обливаются». Поэтому-то и встречаются в природе разноцветные слоны, но только до первого хорошего дождя или до настоящего купания.
А вот и Барагой — предпоследний населенный пункт перед пустыней, примыкающий к озеру Рудольфа. Одна пыльная улочка, вдоль которой стоят два десятка глинобитных, покрытых ржавым железом домов; кучка любопытных голых ребятишек, моментально окруживших нас; несколько женщин, отправляющихся с корзинами, калебасами и ворохами белья на ручей, протекающий за околицей; «торговая точка» и рядом бензозаправка, возле которой застыл на солнцепеке полицейский «лендровер», вернувшийся накануне из района Рудольфа, где инспектор выплачивал зарплату немногочисленным стражам закона. Этот полицейский чин был для нас ценной находкой: как-никак последний человек, проехавший дорогой, по которой нам предстояло следовать. Добродушный толстяк из племени кикуйя охотно ответил на наши вопросы. «Да, дорога терпимая». «Развилки? Нет, развилок не было, заблудиться никак невозможно». «Жарко? Есть немножко. Лучше выезжать как можно раньше».
Корреспонденту пришлось свернуть свое социологическое исследование о роде занятий маленького, но довольно пестрого по составу населения поселка, а мне — разговор с владельцем лавки, оказавшимся, как повсюду в подобных местах, давним выходцем из Индии. Дискуссия у нас шла на весьма любопытную тему, а именно о преимуществах прямого обмена товаров по сравнению с денежным обращением. Сингх — так звали лавочника — утверждал, что большинство его клиентов из местного населения предпочитают формулу «товар — товар» формуле «товар — деньги — товар». В их головах не укладывается, что бумажка или монета с изображением президента, которого они не знают и никогда не видели, может стоить дороже козы, выращенной и выхоженной на скудных пастбищах, да еще и убереженной от голодного шакала.
В лавку вошла пожилая самбурка, закутанная в черный лоскут материи, достала козлиную шкуру, разложила на прилавке, любовно разгладила и что-то сказала продавцу.
— Она говорит, что это очень хорошая, мягкая шкура, она хочет получить за нее два пакета муки и пачку сахара,— перевел лавочник.— Шкура стоит того, но женщина давненько не была в лавке, цены уже вздорожали, и я могу предложить ей один пакет муки, пачку сахара и несколько центов сдачи.
Продавец долго объяснял самбурке ситуацию, та в конце концов поняла смысл, но от сдачи отказалась, попросив вместо нее бисера для невестки. Сделка состоялась, покупательница ушла, а лавочник торжествующе посмотрел на нас: