Журнал «Вокруг Света» №02 за 1989 год

Как и остальные старики, Джордж Наймингам не знает точно, сколько ему лет. Должно быть, за семьдесят. У него тихая мягкая речь, но щеки и нос пересекают шрамы — свидетельство трудной жизни в буше и на скотоводческих фермах. Он с удовольствием показывает гостям «картинную галерею» гагуджу, расположенную довольно далеко от поселения. Чтобы добраться до нее на автомобиле, приходится пересечь обширный массив эвкалиптового леса. Внезапно он расступается, и перед вами расстилается равнина, лишенная деревьев, но изобилующая высокими скалами из песчаника. Машина натыкается на термитники, пересекает русла пересохших рек, вброд перебирается через ручьи по скользким валунам, углубляясь все дальше в нагромождение скал. Но вот дорога обрывается у широкого ручья с осыпающимися песчаными берегами. Тут не проехать даже на вездеходе, надо идти пешком.

За крутым склоном, по которому взбираются Стэнли и Белинда, задыхаясь и обливаясь потом под тяжестью аппаратуры, маячит отвесный утес высотой в 150 метров. И прямо на уровне глаз — сотни фигурок: люди, духи, кенгуру, журавли, ехидны, вездесущие рыбы. Длина этой картинной галереи более пятидесяти метров. Красные, охряные или белые фигурки, изображающие реальных и вымышленных обитателей буша, кажутся живыми. Где-то над головой от скал отражается эхо чистой песни какой-то чудесной «птицы».

— Это дух женщины, призывающей любимого,— объясняет Наймингам и добавляет чуть погодя: — А вон ту большую рыбу баррамунди нарисовал мой двоюродный брат Найомбольми.

Наскальные рисунки национального парка Какаду, а их многие тысячи, принадлежат к числу чудес света. По оценкам антропологов и археологов, самые старые росписи насчитывают по меньшей мере 20 тысяч лет, а кое-кто считает, что им уже 350 веков.

Это традиционное искусство живо и теперь, но нынешние художники-аборигены рисуют в основном на древесной коре. Собственно наскальная живопись угасла около 15 лет назад. По словам Наймингама, самые ранние изображения — тщательно выписанные тонкой кистью человеческие фигурки и животные — созданы не людьми. Их нарисовали дружелюбные и робкие духи Мими.

— Мими показали аборигенам, как охотиться на кенгуру, научили рисовать и делать множество других вещей,— говорит он.— Спросите моего брата Капириги, он все это знает.

Блюи Илкирр — один из последних еще работающих художников в парке Какаду. Он живет в буше вместе с женой, Сьюзен Аладжингу, и многочисленными родичами. Иногда он садится в свой маленький грузовичок и отправляется за продуктами в город, но вообще-то предпочитает кормиться дарами земли, добывая хлеб насущный охотой и другими древними способами. Незваных гостей тут обычно не жалуют, но Стэнли и Белинду приняли охотно, благо родственники загодя предупредили об их приезде.

«Они сидят в тени навеса из ветвей,— вспоминает Стэнли.— Похоже, тут предчувствовали наше посещение, хотя мы не извещали хозяев заранее. Аладжингу занята плетением корзины из веток пандануса, на коленях у нее устроился детеныш кенгуру. Илкирр пыхтит своей трубкой. Вскоре наш разговор становится непринужденным, как будто мы знакомы уже долгие годы».

Аладжингу — веселая и смешливая женщина, у Илкирра юмор более спокойный, сдержанный. Он моложе остальных взрослых мужчин племени, бодр и полон энергии. Излюбленная тема разговоров тут — животные и старые добрые времена, когда люди могли прокормиться одними только дарами буша.

Илкирр не прочь продемонстрировать и свое искусство художника, однако сразу предупреждает, что на это понадобится время, поскольку нужно еще набрать самой лучшей волокнистой коры, а она есть только на ручье Летучих Лисиц.

Первый визит завершается. Прощаясь, Аладжингу дарит Белинде Райт детеныша кенгуру. «Растите его большим,— смеясь, говорит она.— А потом привозите обратно, и мы его съедим».

«Этот малыш прожил с нами много месяцев,— пишет Стэнли,— пока в один прекрасный день мы не отпустили его на волю подальше от Илкиррова стойбища!»

Деревья с волокнистой корой представляют собой одну из разновидностей эвкалипта. У них на удивление высокий и прямой ствол. Кора — традиционный материал, из которого строят навесы в сезон дождей. А для Илкирра она еще и идеальный «холст».

Кусок коры выдерживают в течение двух месяцев, потом из него аккуратно вырезают прямоугольник со сторонами приблизительно 120 на 150 сантиметров. Только после этого художник раскладывает кисти, шлифовальный камень, краски, ставит рядом жестянку с водой и приступает к работе.

Большой кистью фабричного производства Илкирр наносит на кору темно-красную охру.

— Эта краска такая же, как кровь,— поясняет он по ходу дела.— А кровь оживляет зверей на картине.

Затем художник натирает на наждачном камне белую глину: порошок нужен для создания новой цветовой гаммы.

— Всю ночь ломал голову, что же нарисовать, как провести линии,— признается живописец.— Изображу, пожалуй, зверей из «Грез» Ист-Аллигатор.