На вопросы, что она делала в Милане и почему переехала в Венецию, Ла Хитанилья ответила без запинки. Твердо заявила, что брат не принуждал ее принять предложение Рудзанте, он вообще не участвовал в переговорах. Затем инквизиторы пожелали узнать, по какой причине они с братом покинули Испанию. Пришлось сознаться, что ее брат бежал, чтобы не попасть на скамью подсудимых.
Когда допрос приближался к завершению, раскрылась узкая дверь позади инквизиторов, и в дверном проеме возникла одетая в золото фигура. Дож Республики, Барбариго, прибыл прямо с заседания Большого Совета в своем парадном убранстве. Знаком руки он остановил начавших было подниматься инквизиторов, предлагая продолжать, а сам остался стоять у стены, внимательно разглядывая свидетельницу.
Считая себя знатоком человеческой природы, дож ясно видел, что даже святому Антонию понадобилось бы собрать в кулак всю силу воли, чтобы не уступить очарованию Ла Хитанильи.
Когда Саразин отпустил девушку с допроса, дож подал голос:
— Пусть она подождет в приемной.
Едва за ней закрылась дверь, Саразин в изумлении воззрился на Барбариго. А тот обошел стол и остановился перед инквизиторами.
— Так что вы выяснили?
— Самую малость, — ответил Саразин. — Арана — никчемность. Он паразитирует на сестрице, а она ради него пойдет на дыбу... — Старший инквизитор взглянул на коллег, которые согласно закивали.
Дожу все стало ясно.
— Значит, ради него пойдет на дыбу? — Он помолчал, потирая подбородок. — И у меня создалось такое же впечатление: под этой внешней холодностью таится жаркое пламя. Обойдемся с ней помягче. Наверное, ей хочется повидаться с братом. Поможем ей в этом.
Один из инквизиторов ахнул: — Он же в Подзи, ваша светлость! Барбариго мрачно улыбнулся.
— Я знаю. Вот пусть там она и увидит его.
Глава 8. Брат и сестра
Пабло де Арана, вновь оказавшись в камере, впал в полное отчаяние. Но не прошло и двух часов, как, к его изумлению, заскрежетал ключ в замке, приотворилась дверь и за ней возникло пятно света.
Подобно загнанному в западню животному, он в страхе прижался к стене, но, разглядев, кто пришёл, подался вперед, к сестре.
Тюремщик поставил фонарь рядом с ней, на верхнюю из трех ступеней, ведущих к каменному полу камеры. Ла Хитанилья спустилась на одну ступеньку, но тут же отшатнулась от чавкающей грязи. Тюремщик громко расхохотался.
— Да, чистота тут не та, что в гостиной. Но ваш брат посажен именно сюда. Мне приказано оставить вас с ним на десять минут.