Мысль об использовании летчиков-самоубийц против американского флота возникла у японского командования еще в конце 1948 года. Однако ее осуществление десять месяцев спустя было продиктовано не столько военными, сколько политическими соображениями. Несмотря на огромное превосходство американцев в авианосцах — 100 против 4, к осени 1944 года армия «божественного микадо» добилась значительных успехов на сухопутном театре войны в Китае, где японские части, не встречая сопротивления со стороны гоминдановцев, стремительно продвигались на юг. Комитет начальников штабов США начал опасаться, что Китай вообще скоро может капитулировать. Оперативные же планы американского командования в это время не представляли прямой угрозы Японии. Они предусматривали лишь высадку на филиппинский остров Лусон в декабре 1944 года и на острова Иводзима и Окинава весной следующего года. Больше того, поскольку разведка с тревогой сообщала о дальнейшем наращивании японской военной мощи, сами западные союзники считали, что они не в состоянии своими силами, без помощи Советского Союза быстро принудить Японию к, капитуляции. Так, бывший начальник штаба президента США адмирал Леги в своей книге «Я был там» прямо указывает, что американское военное министерство было убеждено в том, что США «необходима помощь русских, чтобы довести войну против Японии до успешного завершения».
Чем же тогда объясняется появление камикадзе, которые, если верить, например, бывшему командующему японскими ВВС на Филиппинах адмиралу Кимпэи Тераока, «одни могли спасти положение»? Действительно ли японское командование видело в массовом использовании летчиков-самоубийц единственное средство склонить на свою сторону военное счастье?
На самом деле, прибегнув к столь необычному оружию — смертникам, генералы «божественного микадо» преследовали иную цель. К осени 1944 года, когда в результате успехов Советского Союза в войне против гитлеровской Германии стала вырисовываться неизбежность разгрома «третьего рейха», в Токио пришли к выводу о необходимости как можно скорее добиться мира с американцами. «Общественность США и Англии в настоящее время еще не требует изменения государственного строя Японии,— писал бывший японский премьер принц Коноэ в своем докладе императору. — ...Наиболее опасным... является не столько поражение, сколько коммунистическая революция, которая может произойти в случае поражения. Сейчас советские войска наступают по всему фронту. Если это будет продолжаться, то они в конце концов придут в Японию». Поэтому он предлагал в ближайшее же время постираться договориться с американцами и англичанами.
И такие переговоры действительно начались в обстановке строжайшей тайны сначала в сентябре 1944 года, через посланника Швеции, а позднее непосредственно через Аллена Даллеса в Женеве. Именно для того, чтобы сделать американцев более уступчивыми, японская дипломатия потребовала от военного командования нанести ощутимый удар по военно-морским силам США, лишив их главного козыря — авианосцев. Поскольку же сделать это в короткий срок обычными средствами не представлялось возможным, в ход были пущены пилоты-смертники.
Практическое претворение в жизнь плана использования камикадзе принадлежало вице-адмиралу Ониси, руководившему авиационной промышленностью. Чтобы убедить юношей-смертников в необходимости их гибели, японская пропаганда не жалела громких слов о «божественном императоре», «долге и чести самурая». «Самое главное теперь для каждого командира, — писал в официальной инструкции адмирал Ониси, — это найти для своих солдат смерть небесполезную и почетную; о другом выходе при таком превосходстве противника нам говорить не приходится, — лицемерно утверждал он. — Я убежден, что «миссии самопожертвования» станут не чем иным, как актом величайшей любви к императору».
...Механики прогревали моторы, когда после краткого инструктажа пятеро пилотов выстроились для последнего напутствия и прощального тоста.
— Вы уже боги, отрешившиеся от земных страстей...
Пронзительный голос командира перекрывал гул моторов. Но замершая перед ним пятерка с белыми повязками камикадзе поверх летных шлемов была безразлично глуха к его патетике: они уже подписали свой смертный приговор. Словно по команде, взметнулось пять рук с зажатыми в них чашечками с саке.
— Да здравствует император! — глухо прокричали пятеро юношей, почти детей, которым не суждено было стать взрослыми.
Старший группы поручик Екио Сети передал командиру конверт. «Отправьте в Кито...» — голос его дрогнул. В конверте по древней самурайской традиции была прядь волос, которую после смерти Сети пошлют той, что всего лишь несколько, месяцев назад стала его женой. Он повел свою четверку к машинам. Их провожали подбадривающие возгласы, прощальные взмахи рук. Но вся эта сцена выглядела какой-то неестественной, вымученной. Захлопнулись фонари кабин, короткий разбег, и самолеты оторвались от взлетной дорожки.