Журнал «Вокруг Света» №11 за 1971 год

Он торопливо откупорил принесенную с собой бутылку вина.

Штабс-капитан, заглянувший по какому-то делу к главврачу, оказывается, рассказал о том, что контрразведке Народной армии удалось припрятать на патронном заводе в Симбирске около двух миллионов винтовочных патронов, а на старых артиллерийских складах — большое количество боевого артиллерийского имущества, одежды, сукна и армейского обмундирования.

— Латыши тоже с нами! — ликовал Иван Иванович. — У красных осталась горстка китайцев, мадьяр и военнопленных немцев. Большевики доживают последние денечки! Читай!.. — протянул он мне листок бумаги.

Это была копия перехваченной белыми телеграммы главкома Восточного фронта Вацетиса и члена Военного совета Данишевского командарму Тухачевскому № 154 от 20 июля с требованием наказать 1-й Латышский полк за то, что он, получив приказ командующего симбирской группой войск Пугачевского занять оборону Симбирска, самовольно погрузился на пароход и отбыл вверх по Волге. А когда Пугачевский нагнал беглецов и приказал идти к Симбирску, пьяные латышские стрелки арестовали Пугачевского и увезли с собой в Казань.

В душе моей поднялась буря:

«Как могло случиться, что в Симбирске, где работают местный и Самарский ревкомы, две Чрезвычайные комиссии, контрразведка Симбирского участка Восточного фронта, эсеры хозяйничали как у себя дома? Как могло случиться, что с помощью агентов Комуча, этого белогвардейско-эсеровского «правительства», 1-й Латышский полк вышел из повиновения?»

Я не знал, как помочь своим.

Иван Иванович начал новую тираду:

— Человек, способный на угрызения совести, есть болван или преступник, а все остальные скоты! — Иван Иванович оглянулся, пошатываясь, хотел закрыть дверь, но не смог. — Закрой дверь! И слушай, что я тебе скажу. В конце концов свобода родит анархию, анархия приводит черт знает к чему. Разве это не порочный круг? Человек думает, что он добился свободы, на самом же деле... Ты знаешь, что такое Комуч? Тоже не знаешь? Комуч — печать временности, переходности, текучести! Итак, мой милый, выпьем за глупость, которая дарует нам власть над дураками!

— Выпьем лучше за ваш светлый ум,, дорогой Иван Иванович.

— Ты мне нравишься, Дрозд! Образованьишко у тебя не ахти какое, но вообще образование — великий вздор. Вот, например, я знаю, как звали лошадь Александра Македонского, а ты? Не знаешь, потому что ты неуч. Ну и черт с тобой! Хочешь знать новость? Она у меня в боковом кармане пиджака. Завтра эта сенсация будет на страницах газеты, а сегодня это еще секрет. Итак, вот и Симбирск взят. Как мы и предвидели, задача выполнена блестяще. Народная армия сделала феерический марш.

В пять дней сто тридцать верст на телегах, оставляя вправо и влево от себя большевистские войска... И всего-то шло 1500 человек... Двигались, переговаривались с Симбирском по телефону, так что большевики думали, что говорят их собственные войска. Чехословацкий полк под командованием Степанова вошел с левого берега Волги. Вот теперь и посмотри, что получается. Большевистская Россия без хлеба, без выхода к морю, без топлива, без железа. У большевиков осталось менее десяти губерний из пятидесяти шести. У нас хлеб, мясо, уголь, морские пути, за нас Антанта, на нас работает весь мир... А что у большевиков? Ленин в пиджачишке и поношенных штиблетах?! Наши генералы ведут войска под колокольный звон на Москву, Казань и Петроград...

Наконец Иван Иванович напился, и я рискнул воспользоваться этим. В полночь, когда санлетучка тронулась со станции Верхняя Часовня, с его портфелем я покинул вагон и зарослями направился к Волге.

На рассвете 25 июля я добрался до Волги. Вокруг ни души. Сел на песчаный бугорок под каким-то деревом, открыл портфель, вынул оттуда «кольт», пачки денег и начал рассматривать то, ради чего рисковал жизнью.

Папка с грифом «Секретно»... Доклад начальника генштаба полковника Махина от 17 июля 1918 года... Оперативное направление главного удара Народной армии; пункты сосредоточения резервов — Вятка — Пермь — Сарапул; план восстания в тылу красных и инструкция для партизан. В этой же папке шифр и список «надежных лиц» в Симбирске и Казани.

Вырезки из газет, банковские счета и другие малозначащие бумаги пришлось оставить в портфеле и похоронить у дерева в песке. Рассовав все остальное по карманам, я направился к переправе...

Симбирск оглашался колокольным звоном. В церквах и на площадях в честь «победы» шли торжественные богослужения.

Появляться в городе было опасно: везде вылавливали подозрительных лиц. Задержанных убивали на месте или передавали контрразведке.

В сумерках я отправился на станцию. Там работал телеграфистом наш человек. Он, пожалуй, был единственным, с кем я мог связаться в Симбирске. К счастью, Сергей был на дежурстве.

«Свой-то свой, а все же осторожность не помешает», — думал я, сочиняя «телеграмму».

Выждав удобный момент, подошел к окошечку телеграфа.

— Примите срочную депешу.

Телеграфист посмотрел на меня, худого, желтого, совсем непохожего на того, кого он видел совсем недавно, затем перевел глаза на телеграмму.