Он уже подсчитал: средний балл в вроде бы выходит как раз четыре с половиной — то, что нужно. Тогда на четырех экзаменах в МГУ он должен будет набрать всего восемнадцать баллов (две четверки и две пятерки) — задача трудная, но выполнимая. Получить «отлично» по вступительному сочинению — крайне сложно (одна-две легкие помарки, крошечные ошибки или просто неточности — уже минус балл), но ему хватит и «хорошо». Сдать на «пять» историю и английский (оба предмета — устно) — вполне реально, ему по силам, значит, значит, в запасе останется еще один балл — как раз на устный экзамен по русскому и литературе. Если его не станут откровенно валить, то должен прорваться.
За школьные экзамены он не волновался (ну, кроме алгебры): учителя — все свои, знают его очень хорошо, а репутацию за последний год он приобрел весьма положительную. И успеваемость подтянул, и по общественной линии отметился (выступление на конференции по книгам Брежнева плюс работа в стенгазете), да еще героем стал (последние события с Гвоздем). Школьное начальство ему благоволило (особенно парторг Николай Иванович) и делало все, чтобы он успешно закончил школу.
В «Спутнике» тоже все шло хорошо: учеба закончилась, началась практика. Он успешно провел положенные экскурсии (с нашими, советскими туристами) и получил хорошие отметки. Денег, правда, не заплатили — это считалось отработкой за курсы, но зато он мог смело приступать к своим прямым обязанностям — обслуживать иностранные группы. Удостоверение временного сотрудника «Спутника» — в кармане, необходимые знания есть, значит, вперед, к настоящей работе.
С Майей отношения были стабильные — ровные и гладкие, с Ингой тоже стали потихоньку складываться. Он, как и прежде, не форсировал события, но старался всегда находиться с ней рядом (когда они оказывались вместе в какой-нибудь гостинице, откуда начинались экскурсии по городу или же в самом «Спутнике»).
Однако, как то обычно бывает, когда все идет слишком хорошо, жди от судьбы очередной подлянки. Так оно и вышло: Пашу неожиданно вызвали в органы. Причем не в милицию, не в связи с Гвоздем (это дело было давно закрыто), а прямо в здание КГБ на Лубянке (площадь Дзержинского): однажды вечером у него дома раздался телефонный звонок и некий «товарищ Серегин» очень серьезным голосом попросил его прибыть по известному адресу. Вход со стороны улицы Дзержинского, через приемную, там будет пропуск. Надо прийти в ближайшую среду в пять часов вечера, его будут ждать.
Глава 20
Хорошо, что во время звонка «с Лубянки» дома у Павла Дмитриевича никого не было: родители еще не пришли с работы, а Васька, как всегда, где-то гулял, Поэтому о вызове в КГБ никто и не узнал. А сам Павел Дмитриевич, разумеется, говорить никому ничего не собирался: не стоит волновать родных, а то еще пристанут с совершенно ненужными вопросами, нафантазируют себе бог знает что… Вот сходит он туда, куда надо, всё выяснит, а потом, если будет нужно, расскажет. Но, скорее всего, все же промолчит…
В назначенный день, в среду, он стоял у неприметной двери слева от главного здания КГБ. Если не знать, что это вход в приемную самой грозной и влиятельной организации в СССР, пройдешь мимо — и не заметишь. Но именно через эту приемную и был доступ в Комитете государственной безопасности для обычных посетителей — если их вызывали. Впрочем, некоторые советские граждане приходили сюда и сами, без всякого вызова (что называется, по зову сердца и велению совести) и оставляли у дежурного свои послания: письма, сообщения, обращения и т. д. Однако большинство граждан, как и Павел Дмитриевич, являлись по просьбе-требованию того или иного сотрудника КГБ.
В небольшом помещении за стеклянной перегородкой сидела девушка и регистрировала посетителей. Павел Дмитриевич показал ей паспорт, она его посмотрела, сверилась с каким-то списком и кивнула — ждите. И указала на стулья, стоявшие у стены. Павел Дмитриевич сел, достал учебник по истории (чего зря время терять?) и попытался вникнуть в суть очередной главы, но не смог — все-таки он волновался. Интересно, из-за чего его вызвали? Не из-за драки же с пьяным дебилом Гвоздем, в самом же деле! Такими делами занимается только милиция…
Хотелось бы знать, что такого он натворил, что им, простым советским школьником, заинтересовались в такой серьезной и солидной организации. Вроде бы с иностранцами дела не имел (пока что), ничего лишнего никому не говорил, ничего запрещенного не распространял, ни к чему не призвал и тем более ни в каких акциях протеста не участвовал. И участвовать не собирался — не его это дело, пусть разные сумасшедшие выходят с плакатами на Красную площадь… Короче, он был чист и невинен, как младенец.