Что-то хлюпнуло, заплескалось.
Она развернулась, держась за перила. Мелькнуло и растворилось в дымке красное пятно.
Мороз обжигал щёки, по шее побежали мурашки. Вика нырнула в горячее, напряжённо изучая бассейн. Призрачное марево колыхалось над водой, маскировали вход в термы.
— Кто здесь? — спросила Вика и поняла, что говорит по-русски. Повторила вопрос на немецком.
Пар клубился, заполнял пространство. Ветер выл в горах.
Вика хотела поплыть к зданию, но рука намертво вцепилась в алюминиевый брус.
«Там кто-то есть», — сигналил разум.
Красная тварь из пещер пришла за той, кого никто не ждёт. Но ведь её ждали! Мама, университетские подружки, смешной рыжий ухажёр.
Тусклые фонарики мерцали в тумане. И кто-то приближался. Вот-вот материализуется, худой и зубастый…
— Россия, — воскликнул запыхавшийся голос, — да тебе на олимпиаду нужно!
— О, боже, — облегчённо прошептала Вика. Убрала с лица мокрую прядь. Она готова была расцеловать Юру в небритую физиономию.
— Вы меня напугали.
— Знаешь, — сказал Юра, — как говорят у нас в Самаре…
Красная тень метнулась к пловцу, взмахнула костлявая рука. Секунда, и тот третий пропал под водой.
Ужас парализовал Вику. Она смотрела на болтающуюся в пелене голову Юры, на его выпученные глаза. И на поток крови, что хлестал из раны под скулой. Багровая струя окрашивала воду. Юра захрипел. Забился отчаянно. Кровь выплёскивалась толчками. Красный осьминог рос, вытягивая к Вике щупальца.
Хозяин автохауса ослаб, мешком пошёл ко дну, чтобы уступить дорогу иному хозяину.
Существо не плыло, а шагало по плитке, торс расталкивал воду. Мгла окуривала деформированную фигуру, плети рук, безглазую морду — сплошную пасть.
В правой лапе оно сжимало ножницы.
Вика онемела. Бассейн — супница с розовым бульоном — был ловушкой. Некуда плыть. Некого звать на помощь.
Существо замерло в двух метрах, и Вика поняла: оно спустилось с крыши аквакоплекса, иначе оно бы не попало в бассейн. С крыши, из тьмы, из радоновых пещер…
Ворчание донеслось до ушей. Мартин Фойриг почесал ногтями впалое брюхо и подал Вике ножницы — кольцами вперёд.
Немая пауза длилась вечность. Вика нечеловеческим усилием отлепилась от перил. Взялась за кольца. Нельзя злить его!
Ножницы навевали мысли о средневековье. Изъеденные ржавчиной, позеленевшие, с неровным клювом лезвий. Но отмытая от крови сталь была остра.
Такие же Вика видела в антикварной лавке за катком, и даже хотела украсть на память.
«Я пырну его, — подумала она, — пырну это чудовище в живот, у меня получится!»
Бурый ноготь указал вниз.
Вика догадалась, и ледяные спицы страха вонзились под рёбра. Ноготь целил в её промежность.
«Подношения», — вспомнила она.
Ножницы опустились в воду.
Илья был помешан на выбритых лобках, малейший волосок вызывал у него брезгливость, и после расставания Вика завела тёмно-русый кустик. Отодвинув купальник, она осторожно коснулась древними лезвиями нежной плоти и состригла клочок волос. Вынула руку, протянула мокрые завитки Фойригу. Он наклонился и слизал волосы. Шершавый язык был поразительно нежен.
Мартин Фойриг закряхтел удовлетворённо, длинные пальцы оплели плечо Вики настойчиво.
— Нет, — сказала она слабо, — я нужна другим. Меня ждут.
Фойриг покачал головой. Потом подхватил Вику и понёс. Она подумала о ножницах, зажатых в кулаке, но Фойриг уже перешагнул через борт бассейна, ветер запел ледяную песнь, и тьма сомкнулась.
Последний охотник на вампиров
Дмитрий Костюкевич
Вампирские суеверия можно легко объяснить естественным путём. Умер один деревенщина, болеющий, скажем, туберкулёзом, чумой, любой неизвестной в дремучие времена хворью. Другой покрутился рядом, подхватил напасть, свалился в безумном бреду, с заверениями, что его преследует покойный, который просит крови, жизни, и вскоре тоже окочурился. Деревня забеспокоилась. Близкие скорбели и страдали от бессонницы, их тела чахли, мозг рождал жуткие видения, сдавал — и вот вам новые мертвяки. А, может, родственники или соседи вырыли тело, чтобы убедиться в прилежном возлежании в гробу, да и заразились.
Эпидемиальный характер, понимаете?
А эпидемия — это хаос. Это тьма всяко-разных смертей, это смерть, витающая в воздухе, смерть, пропитывающая землю. Люди падают и не встают, сначала их ещё пытаются хоронить, но времени не хватает, в каждом сердце пульсирует страх. Зарыли неглубоко, прикидали землёй, а назавтра нашли могилу раскуроченной, торчат руки-ноги усопшего, окровавленные, скрюченные. Зверьё потрудилось, да кто тогда о зверье думал, в средневековье-то? Вампир это! Встать хотел! А вокруг всё мрут и мрут люди. Много вампиров трудится, кусают, размножаются в геометрической прогрессии.
Прибавьте сюда непонимание процессов, происходящих после смерти с человеческим организмом. Разлагающееся тело распухает, становится румяным и откормленным на вид, а ведь при жизни худой был человек, бледный… Или кровь ртом пойдёт у трупа, газы в кишечнике заговорят, зубы и ногти как бы отрастут, потому что кожа и дёсны потеряли жидкость, конечности перекрутит — и такое бывает при разложении…