Жуть-2

За воротами было тихо.

Он развернулся и побежал. Тихо и не спеша, словно не убегал, а догонял, стараясь скрыть своё приближение. Отец спрашивал о чём-то неважном — он отвечал. Странно, у него даже не сбилось дыхание. Шуршал пакет, коробка билась о бедро.

Сворачивая в арку, он обернулся.

Фонарные столбы на территории стройки (фонари не горели, но угадывались на фоне подсвеченных строительных лесов) напоминали неподвижные чёрные пальцы, которые вылезли из земли и окаменели, чтобы вечно указывать в незнакомое небо. Ветер стих, район затаил дыхание — задыхался.

Артём зашёл в минимаркет на первом этаже соседского дома. Внутри было душно, едва уловимо пахло гнилыми овощами. Артём выбрал вишнёвый сок и шоколадное печенье. У стеллажей достал телефон. Экран треснул, но показывал. Хоть так.

— Привет, молодёжь!

У холодильников с пивом стоял мужчина в безрукавке на голое тело, лысый череп глянцево блестел. Мужчина протягивал руку.

— Здравствуйте, — сказал Артём; знакомые черты и фигура сложились в имя.

Дядя Серёжа — отец одного из старых дворовых товарищей. Правда, «дядей Серёжей» он был для Артёма лет двадцать назад. Артём не помнил (скорее всего, никогда и не знал) отчества мужчины, поэтому кивнул с почтительной полуулыбкой и пожал протянутую руку. Кисть и предплечье дяди Серёжи покрывали бледно-синие наколки.

— Какими судьбами? — спросил дядя Серёжа, не отпуская кисть Артёма.

— Квартиру здесь купил.

— О! В каком?

— В пятом.

— А я в третьем. И Димка мой в четвёртом.

— Знаю. Встретил недавно.

— Ну что, оценил прелести нового района? — Дядя Серёжа наконец отпустил руку Артёма и теперь стоял, глядя снизу вверх, широко расставив локти — не только потому, что прижимал к рёбрам пятилитровый бочонок пива. — Молодых много, семейных, новую жизнь начинают, спокойно, чинно. Не то что в нашем старом дворе, а? Нет этих краснолицых, старости этой маразматичной.

Артём кивнул.

К молодым дядю Серёжу отнести уже не получалось. К семейным тоже — Димка рассказал, что брак родителей рухнул, отец оставил квартиру маме и перебрался поближе к сыну. Начал новую жизнь, но не ту, о которой говорил. Облысел дядя Серёжа после химиотерапии (Димка, похоже, принадлежал к тому типу людей, которые, встретив мало-мальского знакомого, выкладывают всё как на духу).

— То-то, — одобрил дядя Серёжа. Лысый, пожелтевший, усохший «авторитет». — Хорошо тут. Парк, лес недалеко, речка. («Пыль, шум», — подумал Артём). Я места знаю за «железкой»… Сидишь, рыбачишь, дышишь — лепота. Если хочешь, как-нибудь вместе сходим.

«Рыбалка, — подумал Артём, — выбор двух поколений разведённых мужчин».

— Можно, — сказал он. — Как-нибудь.

Жалкое выйдет зрелище… Или наоборот — то, что доктор прописал?

— Мелочь мою случайно не видел? Чёрненький, мохнатенький. — Дядя Серёжа отмерил ладонью от пола не очень серьёзный для животного рост.

— Собаку? — на всякий случай уточнил Артём.

— Ага.

Артём покачал головой.

— Убежал утром. Труба затрубила — а Гиря как рванёт.

Артём подумал о ТЭЦ. Молчит, паскуда, выжидает.

— Ладно, пойду, — сказал он извиняющимся тоном.

— Бывай!

Артём двинулся к кассе.

— Номер мой у Димки возьмёшь! — крикнул дядя Серёжа.

— Добро!

Он расплатился и вышел, пропустив в дверях молодого милиционера (скорее всего из Департамента охраны, они тут постоянно мелькали, особенно в обед; нет вызовов — ковыряем в носу, так это виделось Артёму).

Объявление на подъездной двери сообщало, что с завтрашнего дня на неделю отключат горячую воду. Плановые работы. Ага, как же. Дошумелись, доспускали пар, идиоты. Он ткнул таблеткой в домофон, потянул за ручку, и тогда ТЭЦ нанесла ответный удар.

Шибанула по ушам, прибила рёвом.

Вот теперь Артём вздрогнул по-настоящему.

Небо проткнули огромным прутом, и дыра стала оглушительно всасывать воздух.

— Сука, — процедил он, ныряя в подъезд, и услышал в ушах эхо собственного голоса.

* * *

Сергей Давыдович осмотрелся по сторонам и достал из-за пазухи арматурные кусачки.

Ха, а ведь когда-то его звали Кусач. Глупое, но опасное прозвище. Раз уж на то пошло, оно ему нравилось до сих пор.

Сергей Давыдович по прозвищу Кусач просунул в щель массивные губки болтореза, сжал длинные рукоятки — вторичные рычаги умножили усилие — и перекусил дужку навесного замка. Прозвище надо оправдывать, хоть изредка. Раньше он пользовался зубами — не для того, чтобы справиться с замками, а чтобы объяснить нехорошим людям последствия их нехороших поступков. Один раз вырвал мясистый кусок из щеки, в другой — отхватил мочку. Уважения и понимания резко прибавлялось. Нехорошие люди перестали соваться во двор. Погоняло прижилось.

Был ли он сам хорошим? Не его забота. Для своих он хотел быть правильным, чётким. Кажется, ему удавалось — все эти чёртовы годы, даже когда «своих» рядом не осталось.

Замок упал на подсохшую грязь и вдавился в неё, когда Кусач толкнул калитку. Дверь не открылась до конца, упёрлась в деревянный кабельный барабан, но Кусачу хватило и этого — он протиснулся на территорию стройки.