ЖЖ Дмитрия Горчева (2009–2010)

Поначалу я очень изумлялся, когда какая-нибудь вполне приличная барышня внезапно таки в эту койку шла. Объяснял я это, разумеется, своим гигантским умом и блистательным остроумием. Но потом заметил, что они меня вообще-то толком и не слушают, а говорят вседа о чём-то своём. Тогда я плюнул, перестал искать ответы и несколько раз бывал вполне счастлив.

А бритая голова? Ну и ладно. В деревне вообще никто не причёсывается: натянул шапку на уши — и за самогоном в Опухлики.

24 ноября 2009 — Риторическое

Ну и где мне, скажите, взять в деревне гондон? Чтоб на бутыль с гороховым вином натянуть для герметичности.

Лавка-то их не возит — кому они тут нужны, эти гондоны.

Сам я сроду этим унылым приспособлением не пользуюсь, так что никакого запаса нету.

Попростить у водителя автолавки на заказ? так он привезёт его через неделю и ещё всем старухам под носом этим гондоном будет трясти и предлагать вступить в связь. Он вообще большой шутник.

Не ехать же в город специально за гондоном?

25 ноября 2009 — Просто бытовое

Я вот тут давеча сидел третьего дня, точнее ночью, за компьютером. Снаружи дождь, ничего не пишется, хотя надо. То есть пишется, но такое нудное, что прямо бы и насморкал на клавиатуру при том, что там и так половину букв не видно уже.

Так что полез в ленту друзей. Нашёл там сообщение Славы Сэ (он вряд ли нуждается в моей рекламе). Прочитал. Зашёл в журнал Славы Сэ, прочитал ещё двадцать сообщений. Потом ещё двадцать и ещё двадцать.

Выключил лампочку (компьютер я на ночь не выключаю, потому что крысы очень громко топочут), залез под одеяло и задумался.

В принципе этот жанр называется «байка». Экслер, например, в этом жанре работает. Но ни одной его байки я даже до середины не дочитал. Потому что там юмор. А юмор, он же не в том состоит, чтобы меня щекотать, чтобы я рассмеялся, а в том, ну я не знаю в чём. Может быть в том, что и юмора-то никакого нет и поэтому смешно.

Подумав эту важную мысль, я чуть было не заснул, но всё ж таки поставил будильник в телефоне на семь сорок. Будильник этот давно не издаёт никаких звуков, кроме невнятного гудения, но я всё равно поддерживаю этот карго-культ, как тот британец, который ежедневно брился на необитаемом острове.

26 ноября 2009 — О животворящем слове

Вот все сейчас ругают милицию. Спохватились бля.

А я наоборот стал относиться к ней не то чтобы с любовью, но, во всяком случае её наверное уже понимаю. Они бы и рады в ангелы, да копыта куда спрячешь?

Вот у меня был случай года два назад. Ну да, маленькому мальчику тогда ещё и года не было.

Купил я жетонов на станции метро удельная, а сам очень задумчивый. Не помню уже после вчерашнего или просто так. Бросаю жетон в щель — красный свет. Ещё раз бросаю — опять красный. Сломался, думаю, аппарат, иду к другому турникету — опять красный. Тут соображаю, что вместо жетонов бросаю двухрублёвые монеты, но уже поздно: «Пройдёмте», — говорят.

Ну пройдёмте, куда ж денешься.

В линейном отделении милиции пахнет застарелой бедой и люди мрачные. Играют в подкидного дурака. «Документы», — говорят.

А фокус в том, что я как раз ехал за своим паспортом, где мне должны были продлить регистрацию ещё на три месяца за три тыщи рублей. «Нету, — говорю, — документов».

Но они ж зоркие. «А вот паспорт у вас в кармане», — говорят. А я по этому паспорту матери моего ребёнка собирался по пути заплатить за кредит на стиральную машину. Небольшой кредит — тысяч восемь, что ли.

«Ага! — сказала милиция. — Значит вас зовут Екатерина Александровна. Кредиты берёте судя по этой бумажке. Интересно-интересно. Плательщик Дмитрий Анатольевич Горчев, гражданин Казахстана. Это ещё интереснее! Это вы видимо?» «Ну я» — говорю неохотно. «А Екатерина Александровна вам кем приходится, позвольте поинтересоваться?» «Женой» — отвечаю угрюмо. «Однако же в паспорте Екатерины Алексанровны написано, что мужем её является гражданин Мартынов». «Они разведены давно, — говорю. — Штамп только не успели поставить». «Это понятно, — кивает головой милиция. — Не успели. Поднимите-ка ручки».

Обшарили карманы. Извлекли из них семь тысяч рублей, телефон и фотоаппарат (у меня тогда ещё была мыльница).

«Это мы приобщаем к делу как вещественные доказательства, — сообщила милиция, распихивая добычу по карманам. — Сумочку позвольте посмотреть?»

И достали из моей сумки Пакет Белого Порошка. Грамм двести, то есть, лет на десять-пятнадцать. «Ууу, бля», — сказала милиция и посмотрела на меня с большим сочувствием. «Это не мой пакет, это вы мне подкинули! Требую занести мои слова в протокол!» — истерически сказал я. Милиция посмотрела на меня почти что с нежностью: «Занесём-занесём. А ну-ка закатайте рукавчик. Ага. Всё понятно». «Я кровь сдавал, когда студентом был» — сказал я из совсем уже бездонных пучин отчаяния. Я действительно сдавал кровь. За деньги, вот такая сволочь, потому что жрать было нечего. «Донор» — юмористически кивнула головой милиция.

И тут я очнулся. «Господи! — сказал я с очень большим чувством, — Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного!» И медленно и торжественно перекрестился.