Жженый сахар

У малышки проблемы. Она не может схватиться ротиком за сосок. Мне никто не говорил, что такое бывает. Я уже начинаю думать, что я — первая и единственная в мире женщина с нестандартными сосками. Медсестра пытается мне помочь. Засунув в карман пачку салфеток, она разминает мне грудь. Она невысокая, пухленькая, очень смуглая. Ходит в белом халате с синими пуговицами. Она заплетает волосы в тугую косу, но непослушные кудряшки все равно выбиваются отовсюду. Она мнет мою грудь, обвисшую мертвым грузом.

Я даже не знаю, что тяжелее: собственно роды или кормление грудью. Да, боль от родовых схваток не имеет аналогов на земле, но она все-таки прекращается. А кормить дочку грудью мне предстоит еще долго.

И это лишь первый день.

Мои груди разбухли и стали в два раза больше обычного. Мое влагалище разворочено, как поле боя.

Это произошло в одночасье или я всегда была чуть кривоватой? Перед глазами расходятся тонкие линии, похожие на серебристые ниточки паутины. Может быть, они тоже были всегда, просто раньше я их не замечала? Мои соски потемнели и стали огромными, точно блюдца. Кожа трескается и кровоточит. Перед сном я перетягиваю грудь бинтом, чтобы она не терлась о ткань ночной рубашки.

На следующий день малышка спит в плетеной люльке рядом с моей кроватью. У моей дочери черные волосы и чуть желтоватая кожа из-за легкой желтушки. Я боюсь, что она родилась хиленькой и будет часто болеть, но мне не хватает смелости спросить у врачей. А вдруг мне ответят «да»? И я окажусь виноватой. Когда малышка зевает, ее рот открывается так широко, что видны края розовых десен.

Приходит Пурви, приносит подарки. Игрушки для девочек и для мальчиков. Говорит, что накупила побольше всего, чтобы быть готовой к любому исходу. Она принесла и одежду, в красивых свертках из блестящей фольги. Размеры указаны на этикетках: от шести месяцев до года.

— Ей на вырост, — говорит Пурви.

Дилип шутит, что до на выроста еще надо дожить. Никто не смеется. На самом деле меня обижают такие шутки. Я вовсе забыла о муже, пока он не заговорил. Он единственный, кто обошелся без боли. Единственный непострадавший. Мы с малышкой изранены и помяты. Вид у него очень самодовольный. Он явно гордится собой. Или, может быть, нами. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не поинтересоваться, что он сделал для нас обеих.

Малышка хмурится, морщит лобик. Я тоже хмурюсь и морщу лоб. По крайней мере, мне кажется, что я хмурюсь. Я трогаю лоб. Да, вот хмурые складки. Наверное, малышка почувствовала мое раздражение. Или она нахмурилась первой?

Интересно, видит ли она сны и что ей снится? Во сне она поджимает губы, совсем по-старушечьи. Она немного похожа на мою маму, немного похожа на мою бабушку. Начало жизни так сильно напоминает ее конец. В детском личике дочери видна решимость дожить до глубокой старости.

Свекровь приезжает на следующий день. Она уже позвонила астрологу, сообщила ему дату и время рождения малышки. Астролог вычислил буквы, благоприятные при выборе имени.

— А и «ва», — говорит мне свекровь. — Такие же буквы, как у тебя, Антара.

Я качаю головой. Это не мои буквы. Мама назвала меня Антарой, чтобы даже в имени я была ее полной противоположностью. У моей дочери должны быть совершенно другие буквы. Не такие, как у ее матери.

Мама смеется. Я совершенно забыла, что она стоит у меня за плечом.

— Антара, — говорит она. — Я назову свою девочку Антарой.

Все молчат. Я оборачиваюсь к ней с улыбкой:

— Я здесь, мам.

Я смотрю на ее лицо. Оно как бы светится изнутри. Интересно, где мама сейчас — в каком времени и пространстве, — и когда она снова вернется к нам, в свое тело, в котором почти и не держится ее сознание.

— Есть много хороших имен, — продолжает свекровь как ни в чем не бывало. — Анджали, Амбика, Аниша.

— Нет. Мне не нравится.

— Ее надо как-то назвать. Нельзя же всегда называть ее просто малышкой.

Малышка. «Малышка» мне нравится. Такое простое, бессмысленное имя собственное, подходящее для любой девочки на Земле. Жалко, что Кали Маты уже нет с нами. Она выбрала бы самое лучшее имя для моей дочери. За годы в ашраме она дала имена многим санньясинам: звучные имена, составленные из слов на санскрите, из нанизанных друг на друга слогов, призывающих каждого к его судьбе.

Да, очень жаль, что Кали Маты нет с нами. Она полюбила бы эту малышку. Она точно знала бы, что надо делать. С ребенком. Со мной. С мамой.

В палату входит медсестра с синими пуговицами.

— Вам нужно отдохнуть, — говорит она мне. Кожа у нее под носом — красная, воспаленная. Наверное, у нее сопли. Я не хочу, чтобы она прикасалась ко мне. И совсем не хочу, чтобы она прикасалась к моей малышке.

Я пытаюсь закрыть глаза, но не могу оторвать взгляд от окна. Небо залито бледным огнем. Еще не так поздно, и краски мира еще проступают сквозь серые сумерки. Мягкий вечерний свет льется в палату. Где-то снаружи, далеко-далеко, шумные улицы и клубы смога раскалены добела.

* * *