Зигмунд Фрейд

Якобы устав от строгости Моисея и, предположительно, его высоких моральных стандартов, последователи убили его. Откуда Фрейд это взял, понять трудно. Евреи смешались с другими племенами и приобрели от них веру в «варварского бога вулканов и пустынь», Ягве, живущего на горе Синай. Вместе они стали евреями, молящимися грозному богу-вулкану. Библейский Моисей, по Фрейду, начинался с другого образа — местного мелкого священника, с которым позже объединился образ «настоящего» Моисея из Египта. Подавленные воспоминания об убитом Моисее и его религии сохранялись в памяти народа, передаваясь, как легенды согласно комплексу наследуемой вины, в который Фрейд все еще верил. Тени прошлого превратили бога-вулкана в первоначальное божество, того, кто верил в правду и справедливость и требовал обрезания. Моисей восторжествовал, посмертно. Можно представить себе мысли раввинов по поводу такого представления о древней еврейской истории.

Но «оргвыводов» не последовало. Набирающий агрессивность нацизм заставил отвлечься от пожилого больного психоаналитика. Фрейд отчетливо сознавал, на что идет. «Нечего и говорить, что я нисколько не хочу оскорбить свой народ, — писал он Чарльзу Зингеру. — Но что я могу поделать? Всю свою жизнь я отстаивал то, что считал научной истиной, даже когда это было неприятно и небезопасно для моих последователей Я не могу закончить жизнь актом отречения».

Он торопился. Хотя в Амстердаме уже было договорено о немецком издании, он непрерывно писал Эрнсту Джонсу, жена которого переводила книгу на английский, упрашивая ускорить работу. Напомним, что и поначалу его удерживал от публикации только страх за будущее психоанализа в Австрии, а не боязнь еврейского протеста, но он окончательно разъяснил свою позицию, когда встретился с президентом Еврейского научного института Яакобом Мейтлисом. Не теряя времени и, наверняка, побуждаемый гостем, который, как вся еврейская община, жаждал узнать, что готовит им Фрейд, он тотчас перешел к своей теории монотеизма: «Он не отдает предпочтения ни одной религии, — записал Мейтлис. — Все религии созданы людьми, и он не видит ни в одной следов святости. Задача науки — вскрыть эту истину и освободить духовную эволюцию от всех позднейших наслоений и чужеродных элементов. Он понимает, что его возненавидят за это. И тем не менее, он доволен, что его книга вскоре появится. Она рассердит евреев», — добавил он.

Как Коперник увидел свой труд о Солнечной системе на смертном одре, так и Фрейд взял в руки свою последнюю книгу уже под самый занавес жизни. «Моисей и монотеизм» появился на немецком языке в Амстердаме в марте 1939 года, и в день получения авторских экземпляров Фрейд написал Гансу Захсу: «Моисей» сегодня появился здесь в двух экземплярах. Мне кажется, это достойный уход». Однако Цвейгу (в числе самых немногих) он признавался и в другом, видимо, сожалея, что опубликовал книгу в столь ужасное для еврейства время: «Именно теперь, когда у них все отнято, мне довелось отнять у них самого великого их человека. Лишить народ человека, которым он гордится как величайшим из своих сынов, не является делом, предпринимаемым с охотой или легкомыслием, и тем более, если сам являешься представителем этого невроза. Но мы не можем позволить, чтобы какие-либо подобные соображения побудили нас отказаться от истины в пользу того, что принято считать национальными интересами».