Тот сидел на пне возле костра, и что-то уже ел из глиняной миски. Увидев меня, жестом пригласил сесть рядом с собой. Я, налив в котелок воды, поставил его над костром. Затем подал одну банку с тушенкой воеводе и стал ножом открывать свою:
— Это что за штука у тебя опять, Андрей Иванович? — воевода даже перестал есть, с интересом рассматривая банку.
— Мясо готовое, которое долго хранится и не портится! Хорошо в походы брать. — открыв свою банку, я протянул ее воеводе. Тот черпанул ложкой, попробовал и оценил.
— Ты смотри, и вправду будто недавно сварено! — он поставил банку на угли костра, и через минуту с удовольствием ел разогретую тушенку, закусывая моим пирогом.
— Вот сколько тебя знаю, Андрей Иванович, столько нового и вижу! Вот такие бы обеды для наших воинов, сможешь сделать?
— Ну, сделать само мясо можно, но банки железные… Нет, это заграница! Но если глиняные горшочки, да залить все это кипящим салом, то с месяц-два можно будет сохранить. Да и крышки надо на них глиняные, в общем, попытаться можем. Но это все ж большой объем и большие деньги! Давай покажем государю, и если даст добро, начнем готовиться к походам.
Так как полночи не спали, я после завтрака взобрался на телегу, привязав коня сзади, и дремал до самой Москвы. К вечеру мы добрались до окраины и, проехав почти до самого центра, въехали в открытый дружинниками большой двор. Тут же набежала челядь и стала разгружать телеги. От своей я их отогнал и, поставив Ермолая, уже одетого как воин, сторожить, пошел следом за воеводой. На крыльце нас встречал боярин в соболиной шубе и такой же шапке с кувшином и ковшом. Рядом стояла дородная женщина, украшенная золотом как новогодняя елка. Воевода взаимно с уважением поклонился:
— Здравствуй, батюшка Алексей Федоровичи Вы, уважаемая боярыня.
Выпив ковш сбитня, он расцеловался с Адышевым, затем ковш перешел ко мне.
— А это, Алексей, наш загадочный гость, о котором я тебе отписывал. — пояснил воевода дьяку.
— Это который движущиеся картинки показывает? — поинтересовался Адышев.
— Да не только! Пойдем к тебе в кабинет, там все и расскажем!
«Одень ладанку, которую купил у ювелира» — произнес мне в голове «Хранитель». Ну, если надо, значит надо… Я достал из кошеля ладанку и одел ее, пока подымался вслед за государственными мужами.
Кабинет был заставлен шкафами, завален свитками бумаг. В углу, несмотря на лето, тлел камин. Посередине стоял большой стол, на котором также находились свитки бумаг, гусиные перья и большой подсвечник с пятью свечами. Хозяин освободил половину стола, сдвинув все на одну сторону. Он позвал слугу и приказал принести вина и закуски, после чего посадил за освободившееся на столе место.
— Уж извините, но служба есть служба! Государь наш в любой момент может вызвать, а я должен быть осведомлен, что в государстве нашем, да и за границей делается! Ну, а теперь слушаю Вас, Иван Михайлович! — сказал он, когда слуга принес еду и кувшин вина.
Когда воевода рассказал, как я положил за пару минут столько татей, то Адышев даже вскочил от изумления и дрожащим голосом поинтересовался, где сейчас этот скорострел.
— У меня в телеге лежит!
— Да ты что, такую ценность и без присмотра?
— У меня слуга телегу охраняет.
— Неси сюда, и я посмотрю, и в доме надежней.
Я сходил, принес автомат, запасной магазин и лампу «летучая мышь», которую захватил на всякий случай, вот он и наступил. Войдя в кабинет, я поставил ее на стол и зажег ее зажигалкой, комната сразу же осветилась ярче, чем от пяти свечей. Адышев смотрел с удивлением, то на зажигалку, то на лампу, то на автомат, висевший у меня на плече.
— Лампа и зажигалка Вам в подарок, прошу принять от чистого сердца! — и я положил зажигалку возле лампы.
— Спасибо, Андрей Иванович! Кстати, а Федоров Иван Петрович не родственник Вам?
— Отец мой! — предупрежденный «Хранителем» заранее, ответил я. — Меня захватили в плен татары, напав из засады на нас, всех убили, а меня, десятилетнего, повезли к себе на продажу. Через день на них наткнулись купцы иностранные, долго их охрана билась с татарами, но все же всех перебили, а меня освободили. Но так как я от всего этого заболел и у меня была лихорадка, меня взял к себе их сотник, у которого вся семья вымерла от чумы. Вот он меня и воспитал как своего сына. Недавно он умер, а я поехал на родину. Я получил образование лекаря, так что сам себя могу обеспечить. Ну, от родного отца у меня осталась лишь ладанка. — я снял ее с шеи. — А от того, кто воспитал, его сабля. — хлопнул я ладонью по боку, где висела сабля. — Так что, я сын Ивана Петровича Федорова!
Адышев взял в руки ладанку, посмотрел и положил себе в кошель, сказав что скоро вернет ее:
— Давайте, выпьем и спать, завтра с утра нас ждет государь, нам много стоит обсудить и решить! Спокойной ночи, господа, в покои вас проводят. А этот скорострел, Андрей Иванович, с Вашего позволения я пока уберу! Завтра Вы его увидите у государя.