Зима

Вместо этого он говорит:

— Ты и правда веришь, что это Бог? В смысле когда выходишь вперед и ешь ту штуку, которую тебе дают, как сегодня?

Он делает глубокий выдох.

— Я причастилась из уважения к твоему деду и к своему воспитанию, — говорит она.

— Но ты веришь в это? — говорит он. — И разве это почтительно по отношению к Богу — делать это не ради Него, а из-за деда?

— Я позволю тебе снова задать эти вопросы, если ты вернешься домой, сначала пройдя полное обучение, а затем наконец получив специальность богослова, — говорит она.

— И я хотел спросить еще одну вещь, — говорит он.

— Богословскую? — говорит она.

— Нет, — говорит он. — Почему ты оставила фамилию Кливз, а не взяла фамилию Годфри, после того как вышла замуж?

— Я решила оставить фамилию твоего деда, чтобы можно было передать ее тебе, — говорит она.

— И последнее, что я хочу спросить, — говорит он. — Я правда проводил много времени с твоей сестрой Айрис в детстве?

Мать фыркает.

— Нет, — говорит она.

— Не проводил, — говорит он.

Мать прыскает.

— Твоя тетка, — говорит она. — Сказать всем этим людям, что это была его любимая песня. Твоя тетка и мой отец. Я расскажу тебе про твою тетку. Она годами не приезжала домой. Ей там были не рады. Так он на нее рассердился. Она даже не явилась на похороны твоей бабки, моей матери. Твоя тетка и моя сестра, Артур, — безнадежный мифотворец.

Она рассказывает еще что-то о ней. Потом ненадолго умолкает.

Включает радио. «Радио-4». Люди бубнят об осаде вифлеемской церкви, происходившей ровно год назад[29].

Одна сторона утверждает, что там были заложники, которых держали под прицелом.

Другая сторона утверждает, что заложников не было, что никого не брали в заложники, что там просто были люди, укрывшиеся в церкви, наряду с некоторыми другими людьми, которые по своей воле решили остаться с укрывшимися людьми.

Не обошлось без драмы, когда она проглотила ламу.

Она проглотила ламу, чтобы поймать змею. Я вам сейчас спою, что значит глотнуть змею.

Она была больше банана, но она проглотила игуану.

Никто не посмотрит хмуро, если глотнуть лемура.

Можно сломать себе зубы, если глотать трубкозуба.

Ну и громко же я рыгну, если глотну антилопу гну.

Коала. Такого еще не видала.

Айрис вставила наушники в уши.

«Oh You Pretty Things».

Она нажал на «воспроизведение».

Ее лицо оживилось, она показалась старухой и ребенком одновременно.

Младенчески невинной.

— Я тебе это ставила, — закричала она так громко, что многие люди в зале на них оглянулись.

Она стала напевать строчки о грядущих кошмарах и разверзшемся небе. Арт приложил палец к губам. Она перестала петь. Подалась вперед с играющей в ушах песней и схватила его за плечи.

— У меня никогда не получалось соблюдать тишину, — шепнула она.

И еще одно Рождество.

Это уже 1991 год.

Арт ничего о нем не помнит.

Ему пять лет, и он живет недалеко от того места, где «отец Невлины»[30] отрубил ей голову за то, что она его ослушалась. После этого она подобрала свою голову с земли, засунула ее под мышку и ушла из дома. Эта история всегда смешит деда, когда он приезжает в гости. Он смеется до слез и обнимает Айр. Сейчас его нет, но он довольно часто приезжает. Тогда он всякий раз привозит цветочную жвачку, то есть конфеты со вкусом цветов, и Айр говорит, что они отдают химикатами.

Тетя без головы еще могла втыкать в землю сломанные ветки, и те превращались в деревья с уже висящими на них плодами.

Вот где он живет, когда не гостит у деда.

Новогодняя елка в этом доме выше его. Она стоит в кадке, чтобы ее можно было снова пересадить в землю, когда закончится Рождество.

Он говорит Айр, что хочет на Рождество «геймбой»[31]. Она говорит: когда разбогатеет, что означает «нет».

Но Айр все равно достает игру и дарит ему, хотя еще не совсем Рождество: она говорит, что не любит правил, и он борется с ней у нее на коленях, отнимая у нее игру, они смеются, и она щекочет его, но тетя, которая приходится ему матерью, паркует очень большую машину, похожую на джип, у входной двери, входит в дом, забирает его и выносит, сажает на заднее сиденье и пристегивает. Сиденье благоухает чистотой. Машина благоухает чистотой. Она и впрямь безукоризненно чистая. На полу, куда ставят ноги, нет ничего — ни бумаги, ни одеяла, ни книг. В этой машине нет ничего, кроме тети спереди, которая приходится ему матерью.

Он рассказывает ей о своей одежде и «геймбое». Она говорит, что они купят новую в новом месте, где он будет жить, поскольку уже достиг школьного возраста.

Он рассказывает ей, что и так учится в школе и у него там много друзей.

Она говорит, что у нее есть школа получше, с приключениями, там живешь все время и общаешься с друзьями, так что не нужно возвращаться домой в промежуточные ночи и дни.

Они действительно покупают новую одежду и другой, новый «геймбой». Новый дом очень большой — такой большой, что можно пройти из спальни в кухню, из кухни в ванную и все равно еще останется куда пойти.