— Какая другая Шарлотта? — говорит его мать.
Арт откашливается. Мать смотрит на него.
— Почему все в этой комнате, кроме меня, знают о существовании другой Шарлотты? — говорит его мать.
— Это я виновата, — говорит Люкс. — Я нарочно попросила Артура не говорить об этом вам, миссис Кливз. Потому что… э… потому что стеснялась приезжать сюда в гости на Рождество, хотя мы еще так мало знаем друг друга. Плюс к этому — на самом деле я не считаю себя Шарлоттой. Вообще-то я была бы не против, если бы вы все называли меня тем именем, которым меня называют в моей семье.
—
— Люкс, — говорит Люкс.
Арт протирает глаза основаниями ладоней. Убирая руки с глаз, он успевает заметить, что лицо матери неожиданно подобрело.
— Как мыльные хлопья? — говорит мать. — Какие она были чудесные! Растворялись в воде, и вода становилась мягкой и скользкой, помните?
— В рекламе по телевизору они сыпались, словно снег, — говорит Айрис. — И Соф нарисовала «дом будущего» для школьного проекта, так ведь? Ты еще должна была спроектировать «комнату будущего». И она получила приз за свой «дом будущего» от мэрии: она спроектировала зимнюю комнату и летнюю комнату, а я помогала.
— Она посадила хлопья «люкс» на скотч, и получился коврик из овечьей шерсти для зимней комнаты, — говорит ее мать. — Это была такая находка. Не помню, что мы сделали для летней комнаты.
— А я помню, — говорит Айрис. — Я вырезала картинки из конверта лингафонной пластинки «Говори по-итальянски» и приклеила их в виде картин на стену, нарисовала вокруг них рамки черными чернилами…
— Да, — говорит его мать. — Там был официант с бокалами и бутылкой вина, французский полицейский, человек, взбирающийся на Альпы и пьющий пиво, и женщина в каком-то традиционном костюме, возможно голландском…
— …и мы повесили их на стены «летней комнаты будущего», — говорит Айрис, — а мне пришлось отнести порезанный конверт из-под пластинки в город и выбросить его в мусорную урну подальше от дома. Я очень боялась, что отец узнает, и мы засунули в один из конвертов с другим уроком еще одну сорокапятку…
—
—
Обе поют:
—
Обе смеются.
— Я нарисовала солнце в окне летней комнаты, — говорит Айрис.
— Мы думали, будущий мир будет таким же солнечным, космополитичным и европейским, как Италия, — говорит его мать.
— Ее назвали в честь Италии, — говорит Айрис.
— А ее — в честь Греции, — говорит его мать.
— Нас назвали в честь тех мест, где отец сражался во время войны, — говорит Айрис. — В честь Европы.
— Ну, началось, началось, — говорит его мать. — Я долго ждала и гадала, что же послужит катализатором. Теперь, Шарлотта, с минуты на минуту прозвучит: «Мы выросли на улице, названной в честь битвы против фашизма».
— В самом деле? — говорит Айрис. — Так это же хорошо. Это будет занятно. Что мне еще сказать, Соф? Это же правда. Мы действительно выросли на улице, названной в честь битвы против фашизма.
— Странно представить, — говорит Люкс, — что кто-то в этой стране говорит о комнате будущего, когда людям так нравится покупать новые вещи, которые выглядят как старые, а я привыкла встречать слово «комната» только в надписях «комнат больше нет».
— Печально, но факт, Шарлотта, — говорит его мать. — Комнат действительно больше нет.
— Говорит деловая женщина, живущая в доме с пятнадцатью комнатами, — говорит Айрис.
Его мать краснеет от бешенства.
Она обращается только к Люкс, как будто Айрис нет в комнате.
— Это экономические мигранты, — говорит его мать. — Они хотят лучшей жизни.
— Призрак древнего Еноха, — говорит Айрис голосом привидения. — Реки кроо-оООо-оови.
— Что плохого в том, что люди хотят лучшей жизни, миссис Кливз? — говорит Люкс.
— Нельзя быть такой наивной, Шарлотта. Они приезжают сюда, потому что хотят отнять
— Спорим, я знаю, как ты проголосовала, — говорит Айрис. — На так называемом референдуме. Моя сестра. Так называемая интеллигенция. Я была дикаркой. Так называемой.
— Но что будет с миром, миссис Кливз, — говорит Люкс, — если мы не сможем решить проблему миллионов и миллионов людей, у которых нет своего дома или домá недостаточно хороши? Просто скажем: «Вон отсюда!» — и отгородимся от них высокими стенами и заборами? Вряд ли это хорошее решение вопроса: одна группа людей не может вершить судьбы другой группы и решать, принимать их к себе или не принимать. Люди должны быть более изобретательными и щедрыми. Мы должны найти решение получше.
Его мать бешено вцепилась в ручки кресла.
— Так называемый референдум, — говорит его мать, — был призван избавить нашу страну от необходимости наследовать проблемы других стран, а также от необходимости соблюдать законы, которые не были созданы здесь для таких людей, как мы, такими людьми, как мы.