Зима в раю

А машинка Пепа все верещала и колотилась, пока наконец неровный ритм ее загадочных компонентов не замедлился и пронзительный скрежет ее мотора не стих до глухого клекота. А вот и она сама опустилась в глубокую кучу сажи, которая, как подсказывало нам воображение, выросла в очаге. Потом настала тишина. За простынями ничего не происходило. Работа была сделана.

Мы с Элли ошарашенно переглянулись и опустились на колени у простыней. Во дворе послышались быстрые шаги, потом дверь распахнулась, и в дом ворвался старый Пеп, сипло дыша и рассыпая искры из неизменной папиросы в углу рта.

– R'apidamente![306] – скомандовал он и бросился к камину срывать простыни. – Скорей достаньте ее оттуда, пока эта дрянь снова не обезумела и не разбросала повсюду сажу. V'amonos![307]

Солнечные лучи, падающие в открытую дверь, прорезали конус света в темном облаке, которое все еще клубилось вокруг камина. Освещенный таким образом, Пеп упал на колени и стал что-то нащупывать в черном ворохе копоти.

– Ага, попалась, грязная сволочь! – зарычал он, ухватив обеими руками свой инвентарь для чистки трубы и отряхивая с него черную пыль. – Fantasma de puta!

[308] Больше никогда ты не выставишь старого Пепа дураком, ах ты…

Бранная тирада Пепа оборвалась на полуслове из-за того, что Элли вдруг испустила леденящий душу вопль.

– А-а-а! – заорала она. – Это… у него в руках… оно шевелится!

Я присмотрелся к покрытому сажей предмету неопределенной формы, и точно, он двигался – едва заметно, но двигался. Затем из черной сажи на меня воззрился круглый глаз. Штуковина для чистки дымоходов была живой!

– Господи! – прошептал я. – Не хочу верить тому, что вижу. Но это правда. Старый греховодник прочистил трубу…

– Подожди, – перебила меня Элли и сжала кулаки, собираясь с духом, чтобы самой разглядеть оживший предмет. – Нет, это невозможно…

– Увы, так и есть.

– Ты же не хочешь сказать…

– Представь себе. И тот клекот, что мы слышали минуту назад…

– Неужели… это было кудахтанье?

– Да. Старый мошенник прочистил трубу курицей! Элли, он засунул живую курицу прямо в наш дымоход!

Жена была настолько возмущена, что выражение ее лица не осталось не замеченным старым Пепом, который обнажил в гордой улыбке свое кладбище коричневых зубов. Ему наконец удалось засунуть сбитую с толку курицу в мешок.

– Не надо так тревожиться, duquesa[309], – хрипло обратился он к Элли. – Она не хотела быть трубочистом, эта курица. Пыталась сбежать через верх трубы. И доставила мне хлопот там, на крыше, но если быть честным, то такой настрой у курицы всегда дает наилучший результат. Все это хлопанье крыльями и царапанье лапами трубе идет только на пользу. Palabra de honor[310]

. – Он перекрестил свое сердце.

– Да нет же, мы не об этом, – возразил я. – Мы не сомневаемся в том, что труба отлично вычищена. Моя жена беспокоится о состоянии вашей курицы.

Пеп поднял раскрытую ладонь и презрительно помахал ею в воздухе.

– Mierda! Не о чем волноваться. Она все равно уже не несет яйца. Отжила свое, старая шлюха. Puta vieja!

Элли от изумления разинула рот.

– Нет, мне кажется, мы не понимаем друг друга, Пеп, – продолжал я свои попытки объяснить наше поведение. Моя жена беспокоится о том, как чувствует себя ваша курица, а не о том, сможет ли она нести вам яйца. То есть мы хотим сказать, что бедная птица, должно быть, просто в шоке после путешествия вниз по трубе.

– Ба! Вечно эти женщины думают не о том, – нахмурился Пеп. – Ну да, может, курица и заработала пару синяков, и что с того? Покипит полдня в горшке, и все будет в порядке, нет? Va b'e!

– Нет, не может быть… Неужели он говорит, что после всех ее мучений он собирается свернуть бедняжке шею, а потом… потом сварить из нее… суп? – прошипела Элли сквозь стиснутые зубы.

Понимая, что его представление не на шутку злит хозяйку дома, Пеп поднял свой мешок с курицей повыше и стал бахвалиться:

– Одной курицей меньше, одной больше – мне без разницы. У меня есть один охочий до кур петушок, и он всегда рад наделать мне новых цыплят. Ему нравится его работа, и он хорошо ее выполняет. Es igual[311].

Легкие Пепа напряглись, исторгая свистящий, скрипучий гогот, который невольно и неизбежно перерос в выжимающий слезы, сделавший его лицо багровым кашель. Как ни удивительно, но зажженная папироска оставалась крепко зажатой в углу рта на протяжении всего приступа.

Я знал, что этот пугающий припадок пульмональных конвульсий на некоторое время спас старого Пепа от серьезного разноса со стороны Элли, но, к счастью, бесплодный конфликт, так и не разгоревшись, был предотвращен своевременным появлением на кухне Чарли.

– Лесоруб хочет свои dinero[312], – объявил он, – и только что прибыл еще один коротышка на какой-то безлошадной повозке. Ты бы вышел, пап, поскорее. Дядька на повозке выглядит неважно – стоит там, трясется, как припадочный и повторяет все время «co~nac».