Зима в раю

Бедный Хуан-Хуан был в ужасном состоянии. На лбу выступили капли пота, глаза выпучены, ноги дрожат, а лицо было точь-в-точь того же оттенка, что и бледно-желтые цветы мимозы, которые свешивались с веток пышными гроздьями крошечных мохнатых шариков.

– Вам нехорошо, Хуан-Хуан? – спросил я с тревогой. – Вам принести чего-нибудь? Может, стакан воды?

– No, no, se~nor, – вымолвил он. – No agua, gracias. Co~nac – solamente co~nac, por favor. Co~nac! Pronto![313]

Четко оценив экстренность ситуации, Чарли уже стоял возле меня с бутылкой «Фундадора» и двумя пузатыми, как Черчилль, бокалами.

– Вот, глотните. Хуан-Хуан. Вам станет лучше, – приговаривал я заботливо.

Бедному плотнику было настолько плохо, что он только чудом не расплескал все содержимое бокала на землю, пока нес его к губам. Лицезрение Хуан-Хуана в таком состоянии заставило и меня почувствовать некоторую слабость в ногах, так что для оказания первой помощи самому себе я немедленно использовал второй бокал, столь предусмотрительно доставленный юным Чарли из дома.

– За здоровье, Хуан-Хуан. За ваше крепкое здоровье. Salud!

– Salud, se~nor, y gracias.

Хуан-Хуан вылил коньяк из трясущегося бокала в рот с громким хлюпающим звуком, чем напомнил мне теленка, пьющего из ведра молоко. Разумеется, он расплескал часть драгоценной жидкости, и она, потерянная безвозвратно, потекла по его подбородку золотистыми ручейками. Человек был серьезно чем-то травмирован. Я налил ему еще одну лечебную дозу.

К нам вскоре присоединился работник лесопилки – кислого вида толстый парень с растрепанными волосами и мохнатыми, сросшимися на переносице бровями, которые очень походили на двух черных волосатых гусениц, предающихся на его лбу любви.

– Боюсь, Хуан-Хуану немного нездоровится, – поведал я ему. – Ничего серьезного, я уверен. Через пару минут он будет в полном порядке, так что вы, пожалуйста, не беспокойтесь.

Черные гусеницы сплелись над его носом в низменном влечении. Он издал первобытный рык и остановил взгляд на бутылке «Фундадора». Состояние здоровья плотника его мало заботило.

– Не желаете ли коньяка? – вежливо осведомился я, хотя это и так было очевидно.

Приплясывая гусеницами, человек с лесопилки утвердительно хрюкнул и жадно выхватил из моих рук бокал.

– А вы, Пеп? – окликнул я нашего соседа, который не спеша вышел из дома с сумкой в руках. – Не хотите ли сполоснуть горло от сажи глоточком «Фундадора»?

– Basura![314] Я не притрагиваюсь к спиртному. Я водохлеб, вот кто я. Solamente agua

[315].

– Как скажете, – с некоторым удивлением ответствовал я. По какой-то причине я отнес старого Пепа к заядлым выпивохам, но отвращение, с которым он взирал на глотающего коньяк пилорамщика, было искренним.

Человек с лесопилки бесцеремонно поставил пустой бокал на землю, рыгнул, собрал гусениц в узел и потом молча побрел к своему мулу.

– Какой милый дядечка! – заметил Чарли. – Этот тип явно встал не в ту очередь, когда раздавали харизму. Думаю, его доля досталась мулу.

– Ну, может, просто у него сегодня неудачный день, – возразил я.

– Угу, как же. Он маме даже спасибо не сказал, когда она расплачивалась с ним за дрова. Пересчитал каждую песету, но ни слова благодарности. И я вообще-то думал, он подбросит что-нибудь мне и Сэнди за то, что мы помогли ему с разгрузкой, да не тут-то было. Угрюмый болван.

– Послушай, Чарли, ты должен понимать: все люди разные, одни охотно идут на контакт, а другие – нет. Не забывай, мы здесь чужаки, так что давай не будем сразу обвинять человека. Будем считать, что сегодня этот парень не очень хорошо себя чувствует. Старайся видеть в людях только хорошее.

В ответ Чарли что-то неодобрительно проворчал и отошел к Сэнди, который изучал мини-трактор Хуан-Хуана с недоверчиво-потрясенным выражением лица. Я услышал, как он делится своим мнением с младшим братом:

– Должно быть, отец окончательно съехал с катушек, раз собирается покупать эту инвалидную коляску вместо нормального трактора.

Я притворился глухим и вновь обратил свое внимание на маленького carpintero, к которому возвращался естественный цвет лица благодаря второй большой порции коньяка, остатки которой как раз исчезали в глотке плотника. Ни капли мимо, отметил я. Хороший признак.

– Да, серьезно вас прихватило, Хуан-Хуан, – прокомментировал я ситуацию. – Должно быть, съели что-то?

– Сегодня я еще ни кусочка не съел, gracias a Dios. А иначе бы меня вырвало, пока я ехал сюда. – Хуан-Хуан побледнел от одной только мысли об этом.

Я отмерил еще одну хорошую порцию коньяка на тот случай, если надвигался рецидив.

– Ah, much'isimas gracias, se~nor[316], – запричитал Хуан-Хуан и взял стакан уже довольно твердой рукой. От недавнего тремора почти не осталось следа. Лекарство помогло.