Зима в раю

Входная дверь распахнулась, и в зал вошел фантомный волынщик – Джок. Он изо всех сил вихлял бедрами, чтобы подчеркнуть качание клеток неумело надетого килта, который в результате на спине у музыканта сполз так низко, что полами почти касался носков. Левым локтем Джок яростно накачивал тартановый мешок, его грудь вздымалась, а багровые щеки надувались и сдувались, словно пара влюбленных жаб – и все для того, чтобы выдавить, вымучить скрипучие воющие ноты.

– Ну, что я говорила? – проорала нам Мег и сжала уши ладонями. – Джок и конфуз – однояйцевые близнецы.

– Но откуда у него волынка и килт? – крикнул я.

– От одного отпускника из Шотландии, которого он встретил сегодня в гостинице. Отпускник спустил тут все бабло и оказался на мели. Джок предложил ему пятьдесят фунтов за весь комплект, и парень согласился – к сожалению.

– Я и не знал, что Джок умеет играть на волынке.

– Если судить по тому, что мы слышим, то он и не умеет, хотя он утверждает, что играл в детстве. – Мег пожала плечами. – Решай сам.

Вряд ли Джок получил бы хоть один приз за свою исполнительскую технику (звук получался, мягко говоря, ржавым), но это не помешало клавишнику и ударнику из «оркестра» подхватить то, что играл Джок, что бы это ни было, и прежде чем гости сеньора Бонета осознали, что происходит, на них обрушилось дикое, спонтанное произведение самой необычной из сборных рок-групп.

Джок, словно одержимый, выдувал хороводные и джиги, исполнитель на xiramía как мог вторил, пусть и в другом ключе, в то время как остальные músicos[402] участвовали в этом бредовом джем-сейшне с тем необузданным пылом, который характерен для любого музыканта, припавшего к мистическому источнику гармонического вдохновения и разнузданного веселья, свойственного только их клану… и, может быть, некоторым музыкально одаренным работникам винокуренных заводов. Пятеро исполнителей пустились во все тяжкие, и аудитория была в полном восторге.

– ВАУ-ИИ-ИИ! – визжала Мег. – Гуляем, ребята! Пойдем же, цветочек! Зажжем!

Она схватила Пепа за обе руки и вытащила его на середину зала. Не давая опешившему старому чудаку возможности возразить, Мег подхватила его под локоть и закрутила вокруг себя головокружительной мельницей. Бедному Пепу оставалось лишь придерживать берет.

– Кажется, этой паре понадобится поддержка, когда они отпустят друг друга, – крикнул я в ухо Элли.

– Что ж, я готова, если ты готов. Давай!

Мы вышли на танцпол и отдались хороводному экспромту с Мег и Пепом, зигзагами летая по залу и вращая и закручивая друг друга до боли в руках. Джок и его разношерстный бэнд удвоили свои дикие излияния импровизированной музыки для гулянья по-шотландски: волынки надрывались в псевдокельтских каденциях, клавишник бил по синтезатору, как паровой молот, а два ударника наяривали так, словно от этого зависела их жизнь. Лихорадка раскаленного докрасна ритма распространялась, как лесной пожар, и вскоре танцевальный зал кишел скачущими в сумасшедшем шотландском флинге – руки подняты в кольцо над головой, а ноги выделывают подскоки, перескоки и прочие падебаски.

А тем временем сеньор Бонет, неизменно внимательный хозяин, ради комфорта танцоров включил потолочные вентиляторы на полную мощность и даже в срочном порядке выслал на сцену жену с длинным шестом, чтобы вручную подтолкнуть закапризничавший пропеллер над головами взмокших от пота музыкантов.

Джок стоял спиной к сеньоре Бонет, когда она тыкала палкой в упрямый вентилятор, и был так погружен в свою игру, что даже не почувствовал, как нижний конец громоздкого шеста случайно подцепил провисающую полу его килта и набросил ее прямо на пряжку кожаной лямки волынки, примерно в районе копчика. Будучи истинным шотландцем, Джок оставил нижнее белье в машине, и поэтому, когда он повернулся, чтобы подать своему ансамблю сигнал о приближающемся финале первой части выступления, публике был предоставлен полный обзор двух спаренных лун его обнаженного тыла.

Раздался мощнейший взрыв хохота. Все прекратили танцевать и стали показывать пальцами и вовсю потешаться над невольным актом непристойного обнажения со стороны исполнителя. Ошибочно приняв насмешки за спонтанное проявление восторгов, Джок решил продолжить игру, когда другие музыканты остановились. Его извечное желание произвести впечатление взяло верх над всеми другими соображениями, и он разразился самбой в свежей аранжировке для волынки. При этом Джок счел необходимым спародировать Кармен Миранду: повернулся к зрителям спиной и стал вихлять тем, что он ошибочно считал прикрытыми тартаном ягодицами.

Последовал оглушительный рев, что побудило Джока на новые подвиги эксгибиционизма. Оценив ситуацию, ударник «оркестра» быстро вручил трем своим коллегам маракасы и погремушки, в результате чего они мгновенно превратились в латиноамериканскую ритм-секцию, в каковом качестве и стали аккомпанировать пребывающему в блаженном неведении дудочнику, который спустился с эстрады и повел за собой дошедших до истерики гостей вокруг heladería в уморительнейшей, голозадой конге под волынку.