Зима в раю

– Ну… нет, – ответил Жауме, и я уловил некоторое смущение в его голосе. – Нет, señor… Вообще-то я родился здесь, в этой самой долине – в том старом доме с солнечными часами на стене, в конце дороги.

– О, так ваши корни в сельской местности?

– Может, корни мои и в сельской местности, señor, но сердце мое до сих пор в отеле «Сон-Вида». Меня так рано отправили на пенсию только потому, что у меня начались проблемы с ногами. Такое случается у представителей нашей profesión. Ах, sí

– ноги не выдерживают.

– Но, несомненно, во всем есть хорошие стороны, Жауме. Не так уж плохо быть пенсионером в таком чудесном месте, как это, тем более что долина – ваша родина.

– Возможно, – задумчиво сказал он, – но я скучаю без бурной жизни большой гостиницы. Роскошная обстановка, богатые клиенты, члены королевской семьи. Не так-то просто вести жизнь простого paisano[185] после всего этого. – Он хохотнул. – Да уж, единственные клиенты, которых я сейчас обслуживаю, – это мамины куры да ее свинья… и от них не дождешься таких щедрых чаевых, как от гостей «Сон-Виды». – Жауме сцепил руки на объемном животе и засмеялся от души – вылитый Санта-Клаус, только без бороды и красного полушубка.

Несмотря на заявленную тоску по гостиничной суете, я догадывался, что старый Жауме вполне доволен своей нынешней жизнью, даже если он сам не до конца это осознает. Несомненно, существовать на скромный доход от маленькой фермы куда труднее, чем на гарантированную регулярную зарплату, но по крайней мере у бывшего официанта имелась семейная ферма, куда он мог вернуться на старости лет, – полагаю, не многим представителям его profesión так повезло.

– Разумеется, я получаю дополнительное пособие из-за больных ног, – сказал Жауме, словно читая мои мысли, – поэтому мне не приходится полностью зависеть от фермы, gracias a Dios

. Нет, я работаю здесь только ради мамы. В будущем, скорее всего, мы с женой продадим ферму – когда мамы не станет… ели это вообще случится. – Он снова хмыкнул. – Мы предпочитаем жить в своей современной apartamento[186] в городе. А старый дом у дороги – тот, с солнечными часами на стене, где я родился, – я получил его в наследство, когда умер отец, но жить в нем мы не захотели… слишком уж старомодный. Нет, лично мне нравится современная apartamento… По крайней мере, в Андраче есть хоть какая-то жизнь.

– Но этот старый дом, где вы родились… он так прекрасен. Мы с Элли любуемся им каждый раз, когда проезжаем мимо. Он – само совершенство. Маленькое патио, увитое виноградной лозой, горшки с геранью, колодец у ворот и то старое фиговое дерево, затеняющее вход в дом… и главное – удивительные солнечные часы на стене. Нет, это же… это просто дом с открытки. Сегодня такой стоил бы целое состояние. Вы никогда не сожалеете о том, что продали его?

Жауме был удивлен моим вопросом.

– Сожалею ли я о том, что продал дом? Но, señor, я его не продавал. Этот дом в свое время оставил мне отец, чтобы я оставил его своему сыну, вот так. – Его лицо осветилось любовью. – У меня ведь есть сын, Хосе. Совсем взрослый, и у него уже двое своих детей – две девочки, las preciosas[187]. Между прочим, Хосе служит в армии. И дела у него идут очень хорошо. В этом году он получил повышение, и… и… – Тень печали опустилась на лицо Жауме, и голос его сменился доверительным шепотом: – Мы с женой все время беспокоимся за него. После повышения Хосе послали на Пиренейский полуостров – в Страну Басков, в Бильбао. Там очень опасно для наших военных и их семей. ЭТА, знаете ли, с их бомбами и оружием… Мы так волнуемся. Мы постоянно волнуемся. И конечно… скучаем по ним. – Жауме подтолкнул очки с кончика носа наверх, к переносице, и принужденно покашлял. – Хосе – наш единственный сын, señor… наш единственный сын.

Пожилой мужчина на несколько секунд погрузился в свои мысли, устремив взгляд заблестевших глаз поверх деревьев к далеким горам. Мне тут же пришло в голову, что если бы «старые добрые времена» сеньоры Бауса не миновали, то Жауме и его сын сейчас бы счастливо работали бок о бок на своей маленькой ферме, не только не тоскуя о «более утонченном образе жизни», как выразился мой собеседник, но даже и не догадываясь, что таковой вообще существует.

– Это цена, которую мы платим за прогресс, Жауме, – наконец сказал я, додумывая свою мысль вслух.

– Lo siento, señor. Я что-то задумался. Прошу прощения.

Жауме достал из кармана носовой платок и громко, как следует высморкался, отчего очки снова соскользнули на кончик носа, вернув его лицу веселый вид.

– Нет, я не продам старый дом, хотя мне поступает много предложений. Ах, sí, ко мне все время обращаются extranjeros, но лучше сдавать дом в аренду, чем продавать. Это дает мне небольшой доход сверх пенсии, знаете ли… и когда-нибудь дом достанется Хосе.

– Вашему сыну очень повезло.