Читаем Зима в раю полностью

Но Элли решила, что наше первое Рождество в «Кас-Майорал» должно быть радостным и запоминающимся. Она все для этого сделала, и никакие досадные мелочи вроде средиземноморского муссона не подпортят ей настроения. И поэтому она усадила всех вокруг большого кухонного стола, и нам пришлось надеть бумажные колпаки, дергать хлопушки и, как минимум, делать вид, будто мы веселимся, под ободряющее потрескивание дров старого Пепа в камине, которые шипели, стреляли искрами и испускали свежий сладковатый аромат розмарина: Элли, в соответствии с местным старинным рождественским обычаем, бросила в огонь веточку этой травы.

Меню рождественского обеда Элли также позаимствовала в традиционной деревенской кухне страны, где мы теперь поселились. Для начала она подала sopa de pilotes – и это оказалось не то, чем авиапилоты моют ноги, как предположил Чарли, а густой суп с ароматными тефтелями, который полагалось есть с подогретым в печи хлебом. Далее следовал прекрасный образчик местного птицеводства – индюк, чьи земные дни прошли в пожирании червей и демонстрации головного убора своим более скромно оперенным дамам, которые вместе с ним прохаживались по залитым солнцем междурядьям в абрикосовых и сливовых садах на маленькой finca чуть глубже в долине. Я не мог не узреть определенной доли иронии в том, что этот величественный самец закончил свой жизненный путь на нашем рождественском столе, набитый смесью сухофруктов из тех же самых садов, где он совсем еще недавно кулдыкал и клекотал с такой самодовольной важностью. Но сооруженные Элли саван из гранатового соуса и цветастый венок из обжаренного молодого картофеля, запеченных помидоров, горошка и батата были вполне достойны почившего властителя домашней птицы.

Наш банкет венчали маленькие кусочки turrón – выпекаемой специально к Рождеству миндальной нуги – из местной

pastelería[254] и освежающий лимонный крем, сделанный из бесценных яиц, подаренных старой Марией, и сока наших собственных лимонов.

Элли угостила нас на славу.

День медленно клонился к вечеру, а проливной дождь никак не желал заканчиваться. Гром постепенно стихал, уходя в сторону Африки, и в ранних серых сумерках мы видели далекое мерцание молний, окрашивающих розовым свинцовые тучи на южном небосклоне.

Мы сидели за столом, наши бумажные колпачки пытались разгонять яркими красками сгущающийся мрак, а за окнами маленькие террасированные поля превращались в рисовые плантации, залитые грязной водой, испещренной оспинами дождевых капель. Каким-то образом сочная зелень апельсиновых деревьев и их пылающие золотым жаром плоды выглядели на фоне гнетущего пейзажа неуместно и грустно. Даже высокие пальмы, стоящие словно стражи у соседних ферм, казались одинокими и чуждыми, а их экзотическое великолепие прямо на наших глазах поникало и превращалось в мокрый и ветреный антураж, который ожидаешь увидеть в одном из унылых закоулков Атлантического побережья в районе Внешних Гебридов, а не в очаровательной горной долине вдали от побережья средиземноморского острова. Мальчики были совершенно правы: все это совсем не вязалось с популярным образом залитой солнцем райской долины.

– Я объелся, – простонал Чарли, потянувшись всем телом и почесав себя под мышкой. – Пожалуй, мне нужно выйти помочиться.

– Такие подробности никому не интересны, – сказала Элли многозначительно. – Это некрасиво. Но я попрошу тебя целиться поточнее.

– Вот именно, – вставил я нечто не очень вразумительное, потому что был занят расчетами положения солнца, а оно, пусть и невидимое сейчас, уже нырнуло за западный хребет, что означало официальное наступление вечера – то есть времени приступить к спиртному. – Просто будь аккуратнее, Чарли. Эта каменная плитка смертельно опасна, когда мокрая.

Наступающий тусклый мрак уже окутывал кухню тенями меланхолии, оплетал все паутиной уныния, смешанного с ностальгией.

– Ладно, давайте зажжем свечи, – встрепенулся я. – Нам сразу станет веселее.

– Почему бы и нет? – ответил Сэнди. Он опустил голову на сложенные на столе руки и направил рассеянный взгляд на чернильную, мокрую мантию подкрадывающейся темноты за окном. – К черту экономию. Рождество все-таки.

– Всем скучно, в этом дело, – заявила Элли. – Нам нужно какое-то занятие, которое подняло бы нам настроение. Думайте!

– О, придумал: я налью себе большую порцию джина с тоником, – объявил я и направился к буфету. – Лично у меня от джина настроение всегда улучшается. Где-то тут у нас была бутылочка «Шоригэ» с Менорки. Кто-нибудь хочет тоже?

Все покачали головами.

– Ну что вы сидите как в воду опущенные! – воскликнул я. – Сегодня же праздник. Шерри, Элли? А тебе, Сэнди, пива?

– Спасибо, пап, нет. Я слишком наелся индейкой и всем остальным.

– Я тоже пас, дорогой.

– Как хотите, – сказал я, восхищаясь старомодной глиняной бутылкой джина с маленькой ручкой у самого горлышка. – Тебе нужно попробовать джин с апельсиновым соком, Элли. Ты сама не знаешь, что для тебя хорошо.

Жена скривилась и вздернула кверху нос.

Перейти на страницу:

Все книги серии Время путешествий

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Валентин Пикуль
Валентин Пикуль

Валентин Саввич Пикуль считал себя счастливым человеком: тринадцатилетним мальчишкой тушил «зажигалки» в блокадном Ленинграде — не помер от голода. Через год попал в Соловецкую школу юнг; в пятнадцать назначен командиром боевого поста на эсминце «Грозный». Прошел войну — не погиб. На Северном флоте стал на первые свои боевые вахты, которые и нес, но уже за письменным столом, всю жизнь, пока не упал на недо-писанную страницу главного своего романа — «Сталинград».Каким был Пикуль — человек, писатель, друг, — тепло и доверительно рассказывает его жена и соратница. На протяжении всей их совместной жизни она заносила наиболее интересные события и наблюдения в дневник, благодаря которому теперь можно прочитать, как создавались крупнейшие романы последнего десятилетия жизни писателя. Этим жизнеописание Валентина Пикуля и ценно.

Антонина Ильинична Пикуль

Биографии и Мемуары