Читаем Зима в Сокчхо полностью

— Вы ведь тоже не выносите такую музыку, да? — спросил он.

— Но я не решалась произнести это вслух.

Мы рассмеялись. Я выключила радио. Видимо, напрасно. Тишина оказалась столь же холодной и пронизывающей, как погода тремя неделями назад. Вошел приятель забинтованной девушки. Заварил себе кофе, почесал нос и вышел. Я почувствовала взгляд Керрана: он наблюдал за мной. Я посмотрела на него. Он не перевел глаз, я отвернулась. Телефонный звонок был спасением, звонил Джун Ох — потом я сожалела, что ответила в присутствии Керрана. Джун Ох нашел новую работу. Через два дня он приедет забрать вещи. Увидимся? Конечно. Пусть только позвонит, перед тем как приходить сюда. Без предупреждения не надо.

Закончив разговор, я увидела, что Керран сидит за столом, перед ним блокнот. Голова наклонена, волосы откинуты со лба, карандаш бродит по бумаге. Линия, и еще одна. Крыша. Дерево. Ограда. Чайки. Дом. Непохожий на те дома, что в Сокчхо, — каменный. Повсюду трава. Совсем не такая, как здесь. Зимой нашу траву сжигает мороз, летом — солнце. А у Керрана трава густая. Нога. Крепкие коровьи ноги. Коровы целиком. Вдалеке пристань и волнистый песок, простор равнин. Теперь Керран штрихует, передает переливы тона. Вырывает листок из блокнота и протягивает мне. Его Нормандия. Он дарит мне ее.

* * *

Надев фартук, мама вынимала моллюсков из раковин. Молча. Она не разрешила мне прикасаться к ее рабочей утвари, и я просто сидела рядом и разглядывала обитателей наполненных водой аквариумов. Мама все еще была на меня в обиде за Соллаль. Она очистила яблоко и положила его мне на колени.

— Возьми, съешь. Яблоки прописал мне доктор.

Я откусила, рассеянно наблюдая за рыночной суматохой. Потом присмотрелась внимательнее. Вдруг увидела в конце ряда Керрана. Продавщицы, соревнуясь в улыбках, наперебой предлагали ему осьминогов. Мама тоже заметила его. Оглядела свой прилавок — все ли там аккуратно и чисто, — поправила волосы и подкрасила губы. Я хотела уйти, чтобы Керран не заметил меня, но было уже поздно.

— Не думал увидеть вас здесь, — сказал он, явно обрадованный встречей.

Спросил, найдется ли у меня время: он сделал новые рисунки для комикса и хотел бы показать их. Мама незаметно отвесила мне шлепок.

— Что он говорит?

Перепуганная, я ответила Керрану, что можно встретиться в семь часов в маленьком кафе напротив рынка, оно неподалеку от ограждения против цунами. Мама улыбнулась Керрану, он ответил вежливой улыбкой. Потом ушел. Я повернулась к маме:

— Это он.

— Что ему надо от тебя?

— Мы договорились встретиться чуть погодя.

— По воскресеньям ты ночуешь у меня. Ты сказала ему об этом?

Я промолчала.

— Я же заметила, как ты смотрела на него.

— Он хочет обсудить свою работу!

Мама снова взялась за моллюсков. Неловким движением опрокинула лоток. Моллюски разлетелись по сторонам, упали к соседним прилавкам: продавщицы едва сдерживали усмешки. Мама бросилась собирать свой товар, я хотела было помочь, но она оттолкнула меня. Пока она собирала моллюсков, я стояла рядом; смех за соседними прилавками постепенно стих. Я ушла.


Фотография, сделанная тогда на «Полароид», по-прежнему лежала на разобранной кровати. Другие снимки висели на стене. Я наугад сняла один из них. На нем Джух Ох держал меня на руках. Я смеялась. Мы отмечали мой диплом — я окончила университет в Сеуле, после чего Джун Ох переехал в Сокчхо. Глядя на фотографию, я начала мысленно перебирать французские слова. Связывать их во фразу. Произнесла слово вслух. И сразу же замолкла. Отложив фотографию, собрала свои вещи. Сборник афоризмов о кошках, свитер, узорчатый пояс для подвязок. Большую часть вещей я уже отнесла в отель, кое-что было у мамы.


У моря ветер дул мягче. То замирая, то резво бежали волны с белыми гребешками. Чайки, искавшие в песке чем полакомиться, при моем приближении, ступая вразвалку, посторонились. Кроме одной — она хромала. Я шла за ней, пока чайка не улетела. Эти птицы нравились мне только в воздухе.


В «Лот Марте» среди контактных линз из силикон-гидрогеля единственные, которые подошли мне, придавали глазам синий оттенок. И все-таки я купила их.


Вернувшись в отель, занялась стиркой. Бежевый жилет Парка, мое шерстяное платье, пижама перебинтованной девушки. Пока приходилось стирать руками — шланг машинки потрескался из-за мороза. Я надела колготки потемнее, чтобы шрам на ноге не так бросался в глаза. Примерила линзы. В одном глазу все расплывалось, я ошиблась с диоптрией. Вторая линза не приклеивалась. Я опаздывала на встречу с Керраном, он наверняка уже ждет. Волнуясь, я снова попыталась приладить линзы. Одну уронила на пол. Принялась на четвереньках искать ее. В конце концов спрятала линзы обратно в футляр и надела очки.


В кафе мы были одни. Сели поближе к батарее, чтобы высушить промокшие ноги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза