Зимняя жена

И хотя одна половина меня отчаянно жаждала извинений и объяснений, другая понимала, что вряд ли Курх решится на большее, чем излить свою душу, будучи уверенным, что я не услышу.

Дверь открылась, и на пороге возникла высокая фигура духа-Ворона. Я вглядывалась в его лицо, пытаясь заметить хоть что-нибудь: радость вновь видеть меня среди живых, гордость отцовства, смятение, раскаяние, отголоски боли его живого горячего сердца, что так явственно слышались в его словах. Но ничего не было. Передо мной стоял бесстрастный бессмертный дух, и его будто бы и не трогали ни я, ни его дочери, крохотная малышка у моей груди и старая женщина, поддерживающая меня за плечи.

Где тот мужчина, кто с такой нежностью целовал мои пальцы и называл своей девочкой?

Как бы мне ни хотелось отнестись к мужу с новообретенным пониманием, обида больно кольнула в груди.

Айрын нехорошо сощурилась.

— Я смотрю, Зима за Зимой проходит, а ты все тот же, дух-Ворон.

Курх не ответил на ее слова, лишь раздраженно поджал губы.

— Сирим, — сказал он. — Я хочу забрать тебя домой. Когда мы сможем отправиться?

Я открыла было рот, но Хранительница опередила меня.

— Уж точно не сейчас, — резко ответила она.

— Это не тебе решать, Айрын.

— И не тебе. Не суди о том, в чем ничего не смыслишь, Ворон, — одернула его Хранительница. — Сирим останется здесь, пока не встанет на ноги и не будет в состоянии сама управляться с ребенком. А до тех пор ей будет лучше среди тех, кто может оказать ей помощь, когда она в ней нуждается.

Курх вздрогнул. В ставни ударил резкий порыв ветра.

Я почувствовала, что сейчас будет буря.

— Айрын, — сказала я спокойно, но настойчиво, — вы не могли бы найти волков и попросить их сделать немного отвара против болей?

Хранительница посмотрела на меня внимательно и строго.

— Только не делай поспешных решений, девочка, — сказала она, поднимаясь.

Когда за Хранительницей захлопнулась дверь, Курх сел рядом со мной, вопросительно заглянул в глаза.

— Как ты? — спросил он.

Мне хотелось кричать, сказать ему, что я все знаю, все слышала, что понимаю и разделяю его чувства, его стремления, что нет нужды в холодности и притворстве. Но я чувствовала, осознавала с кристальной ясностью, что мой порыв только оттолкнет его, не позволит вновь протянуть хрупкий мостик доверия между нами.

Я отвела глаза и чуть улыбнулась, разглядывая черные завитки волос на лбу дочери.

— Мне уже лучше. Но, — я постаралась, чтобы мои слова звучали как можно более мягко, — Курх, Хранительница права. Я еще не готова вернуться.

Сказала — и тут же поняла, как ошиблась. Курх дернулся как от удара, отстранился от меня и весь словно заледенел.

— Вот как, значит.

Сердце сжалось от того, сколько разочарования и грусти было в его словах. Неужели он действительно думал, что я могу не захотеть вернуться?

Я прислонилась щекой к плечу мужа — единственный способ прикоснуться, не выпуская из рук мирно сопящую девочку. Несколько мгновений Курх медлил, но потом все же осторожно обнял меня, привлекая ближе.

— Больше всего на свете я бы хотела сейчас снова оказаться в нашем доме. С тобой и малышкой, — сказала я тихо. И почувствовала, как расслабляются его напряженные плечи. — Но сперва мне действительно надо немного окрепнуть. Айрын и Айни хотят понаблюдать, как проходит восстановление. И к тому же, осталось всего несколько дней до полной луны, и мы сможем провести здесь обряд имянаречения. Хорошо?

— Хорошо, — в голосе Курха слышалось едва заметное облегчение. — Я все подготовлю. А потом мы отправимся домой.

— Домой, — эхом откликнулась я, и это слово звучало в сердце радостной музыкой.

Пребывание в серединном мире, казалось, тяготило Курха. Дух-ворон никогда не был особенно открытым и общительным, но в доме Хранительницы, где вокруг меня с самого рождения ребенка постоянно суетились то Айрын, то Айни, то мать с сестрами, он словно бы совершенно отстранился и замкнулся в себе. С волками, иногда навещавшими меня, он почти не сталкивался, надолго пропадая в верхнем мире, и я искренне полагала, что сейчас это к лучшему. Но вот его молчаливое противостояние с Айрын было бесконечным, непонятным и, честно сказать, утомительным.

Когда дух отсутствовал, старая женщина только фыркала, если замечала, как я поглядываю на дверь, гадая, когда Курх вернётся. Стоило же ему оказаться в доме, как Айрын принималась с усиленной заботой хлопотать вокруг меня и малышки. "Смотри, — словно бы говорил ее взгляд, — вот как должно обращаться с женой и дочерью". Само собой, Курха это бесило. Он хмурился, стискивал зубы и старался как можно быстрее покинуть негостеприимный дом старшей дочери. Но даже в те редкие моменты, когда мы оставались одни, он все больше молчал и избегал всякого общения с новорожденной малышкой.

Все будто бы ждали от него чего-то. Публичного раскаяния, сильных чувств. Возможно, этого хотела бы и я, не будь той ночи, когда я невольно услышала настоящего Курха, слова, идущие от сердца. И, помня о них, я не желала большего. Не сейчас. У нас еще будет время для разговоров.