Зимняя жена

Миг, когда Курх прижал меня к себе, казалось, растянулся на целую вечность. Мир дрогнул, сузился до черных бездонных глаз, которые манили, затягивали. Под натиском духа в это бесконечно долгое мгновение не существовало стыда за то, что мы не одни, и даже беспокойство за Литу, завозившуюся в колыбельке, пропало, отступило на край сознания. Я никогда и ничего не хотела так сильно, как раствориться в этом чувстве без остатка.

Как сквозь туман, я услышала насмешливое фырканье Айни.

— Та-ак, — протянул Аки, — думаю, нам здесь больше делать нечего. Лита, радость моя, пойдешь с дядей и тетей кататься на волчках? Вернёмся к закату, приготовьте ужин… если успеете.

— Спасибо, — буркнул Курх, на мгновение отрываясь от меня.

Мне показалось, что я услышала, как Аки смеётся.

— Спасибо? О, кажется, этот день я не забуду никогда, Ворон!

Впрочем, честно сказать, в тот момент ни в чем, кроме крепких рук и

жарких губ Курха, я не была уверена.

*

Я оказалась прижата к постели горячим телом Курха раньше, чем за волками успела закрыться дверь. Мы срывали друг с друга одежду, не слыша треска ткани, не заботясь о приличиях. Быстрее, быстрее, только бы почувствовать его надо мной, во мне, разделить общую радость, переполниться ей до краев. Я чувствовала, как его кожа от прикосновений покрывается мурашками, как набухает, твердеет его плоть, прижатая к моему животу.

Свободной рукой я дернула завязку его штанов.

— Сирим, — Курх на мгновение завис надо мной, напряженный. Его глаза с расширенными темными зрачками внимательно смотрели на меня. — Ты уверена, что хочешь этого? Скажи сейчас, пока я ещё могу держать себя в руках.

Боги, ну он ещё спрашивает!

— Да, да, да, — я обхватила ладонями его лицо, привлекая к себе, последнее "да" выдыхая уже в полураскрытые губы.

И на этот раз Курх не стал меня останавливать.

Я почувствовала, как откинута была последняя разделявшая нас преграда. Наши тела изголодались друг по другу, по близости, жарким поцелуям, торопливым и жадным касаниям. Одно плавное текучее движение, и он вошел в меня, и я задохнулась от этого ощущения, полузабытого, но столь желанного. Я почувствовала его каждой клеточкой тела, твердого, горячего.

Мне думалось, я знаю своего мужа, помню, каково это — быть с ним. Но сейчас я сознавала, что до этого момента ничего не знала о близости мужчины и женщины, ничего не знала о Курхе. Тот мужчина, что двигался сейчас со мной в едином ритме, был, казалось, кем-то совершенно другим. Горячим, пылким, настойчивым, сдержанным ровно настолько, насколько нужно после многих лун ожидания. Курх словно бы сбросил со своих плеч тяжелое бремя Долгих Зим, раскрылся, доверился, и я раскрывалась ему навстречу, прижималась всем телом, обвивала ногами, обнимала руками, целовала плечо и шею.

Все мое существо сжалось до единственной точки, полыхавшей жарче солнца.

Со стоном Курх излился в меня и замер, тяжело дыша. А потом рассмеялся, и словно бы последние крохи напряжения выходили из него с этим смехом.

— Сирим, девочка моя, я так счастлив. Я, наверное, никогда не был так счастлив, как сейчас.

Курх попытался встать, но я не позволила ему отстраниться. Ласкала, гладила, покрывала лицо и шею легкими дразнящими поцелуями до тех пор, пока не почувствовала, что он снова готов. И тогда я сама подалась ему навстречу.

*

Я с трудом заставила себя разомкнуть объятия и без сил откинулась на подушки. Рядом лежал Курх, и я слышала, как громко и гулко стучит его сердце. Несмотря на усталость, меня переполняло чувство необыкновенной легкости. Хотелось одновременно смеяться и плакать от невыразимого счастья, пузырьками растекающегося по телу.

Я прикрыла глаза, запоминая этот миг в мельчайших подробностях — пусть даже у нас впереди вечность.

Отыскав руку мужа, я переплела наши пальцы — вряд ли сейчас меня хватило бы на большее. Курх повернулся ко мне, его дыхание щекотало волоски на висках.

— Я люблю тебя, Курх-Ворон.

— Я люблю тебя, моя Зимняя девочка, — прошептал он, целуя.

*

Нам удалось хоть немного прийти в себя, лишь когда солнце уже клонилось за горизонт. Скрывать все произошедшее, тем более от волков, не было никакого смысла, поэтому мы наскоро прибрали дом и приготовили ужин. Я как раз доставала из печи последний горячий горшок, когда в дверь деликатно постучали.

Аки со спящей Литой на руках прошел к ее кроватке, укладывая девочку, пока Айни изучающе разглядывала нас с Курхом, улыбаясь во всю пасть. Под ехидным взглядом волчицы я смутилась и покраснела, хотя на щеках и без того был румянец — следы не остывшего еще жара.

— Или завтра такое Лето начнется, что реки вскипят, или я ничего не понимаю в людях и духах, — ухмыльнулся Аки, садясь за стол.