Зимний сад

– Черт возьми, Нина. – Мередит прошла сквозь разгромленную столовую на улицу. Мать сидела на железной скамейке. Одно утешение: одета она была по погоде. – Мам? – окликнула Мередит. – Мне нужно поговорить с тобой. Давай зайдем домой?

Мать выпрямилась, и только тут Мередит осознала, какой обмякшей она была до того, поникшей, ссутулившейся.

Молча, не прикасаясь друг к другу, они прошли в дом. Мередит посадила мать в кресло в гостиной и зажгла камин. Нина присоединилась к ним и развалилась на диване, закинув ноги в чулках на журнальный столик.

– Ну, какие новости, Мер? – спросила она, листая старый номер «Нэшнл Джиографик». – Смотрите-ка, они напечатали мою фотографию. За которую дали Пулитцер. – Она улыбнулась и продемонстрировала им разворот.

– Я поговорила с доктором Бернсом.

Нина отложила журнал.

– Он… согласен, что для мамы не годится дом престарелых.

– Да неужели, – съязвила Нина.

Мередит не отреагировала. Она по-прежнему не сводила глаз с матери.

– Но мы с ним считаем, мам, что тебе тяжело в одиночку тянуть на себе этот дом. Джим подыскал неплохое местечко в Уэнатчи. Многоквартирный комплекс для пожилых. Он говорит, что у тебя будет спальня и кухня, а если не захочешь готовить сама, то у них есть столовая. Это прямо в центре, так что сможешь ходить в соседние магазины и покупать пряжу.

– А что будет с моим зимним садом? – спросила мать.

– Там есть дворик, сможешь устроить зимний сад там. Скамейка, изгородь, колонны – все, что захочешь.

– Незачем ей уезжать, – сказала Нина. – Ее дом здесь, а я могу за ней присмотреть.

Мередит взорвалась:

– Да ну? И как долго нам на тебя рассчитывать? Или все будет как с моей свадьбой?

– В тот раз произошло убийство. – Нина занервничала.

– А на папины семьдесят лет? Что тогда случилось? Наводнение, кажется? Или землетрясение?

– Я не собираюсь оправдываться за свою работу.

– Никто и не просит. Я не сомневаюсь в твоих благих побуждениях, но как только где-нибудь в Индии случится катастрофа, тебя поминай как звали. Я не могу целыми днями сидеть рядом с мамой, а ей нельзя быть все время одной.

– И тебе так будет проще, – с неопределенной интонацией вставила мать.

Мередит попыталась прочесть на ее лице признаки осуждения или издевки, а может, очередного приступа, но разглядела только смирение. Это был вопрос, а не вердикт.

– Да, – сказала она, почему-то чувствуя, что предает отца.

– Значит, я поеду туда, – ответила мать. – Мне уже неважно, где жить.

– Я соберу все необходимое, – сказала Мередит. – Тогда в следующем месяце ты сможешь спокойно уехать. Тебе не придется ни о чем волноваться.

Мать встала. Она взглянула на Мередит, и в ее голубых глазах на секунду промелькнуло волнение. Но в следующий миг она развернулась и направилась к лестнице. Мередит и Нина услышали, как наверху захлопнулась дверь ее спальни.

– Ей не место в каком-то элитном доме для стариков.

Мередит почти возненавидела Нину за эти слова.

– И что ты предлагаешь?

– В смысле?

– Оплатишь ей сиделку, которая будет покупать продукты, стирать белье и убирать дом? Или останешься здесь на ближайшие пару лет? Ах да. Твои обещания и гроша ломаного не стоят.

Нина медленно встала и посмотрела на Мередит.

– Не только я нарушаю обещания в нашей семье. Ты, между прочим, дала папе слово, что будешь о ней заботиться.

– Именно этим я сейчас и занимаюсь.

– Да ну? А если бы он был сейчас с нами и слушал твои байки о перевозке зимнего сада и сборе вещей, о том, как здорово будет жить в центре? Думаешь, он бы тобой гордился? Думаешь, он бы сказал: какая ты молодец, что сдержала слово

? Сомневаюсь.

– Он бы меня понял, – сказала Мередит, но уверенности в интонации не было.

– Нет. Ты прекрасно знаешь, что нет.

– Да пошла ты! Понятия не имеешь, как я старалась… как сильно хотела… – Ее голос сорвался, горло сжалось от подступивших слез. – Пошла ты, – снова прошептала она. Затем отвернулась и почти бегом устремилась к выходу, краем глаза заметив, что на плите подгорает гуляш.

Захлопнув дверцу машины, Мередит вцепилась в руль.

– Легко осуждать других, когда сама вечно черт знает где, – пробормотала она, заводя двигатель.

Через считаные минуты она была дома.

Собаки радостно бросились навстречу, и она наклонилась их приласкать, надеясь, что их теплый прием хоть немного успокоит расшатанные нервы.

– Джефф? – позвала она и, не услышав ответа, сбросила куртку, прошла на кухню и налила себе вина. С бокалом направилась в гостиную, зажгла там газовый камин и присела на его мраморное подножье; хоть синеватое пламя и не было жарким, как в настоящем камине, по спине тем не менее разлилось тепло.

Долгие годы она пыталась почувствовать к матери ту же безусловную любовь, которую питала к отцу. Жажда полюбить мать – и быть любимой в ответ – определяла всю ее юность и стала первым серьезным провалом.

Что бы она ни делала, мать никогда не была ею довольна, и в сердце маленькой девочки, отчаянно ищущей похвалы, все эти неудачи оставили шрамы. И самый глубокий из них – не считая той рождественской вечеринки – она получила как-то в ясный весенний день.