Зимний Собор

Идет Он на свет не в яслях лучезарных,Где плачет овца, улыбается вол, –В гудках пассажирских, в крушеньях товарных,В домах, где – кутьями уставленный стол!Идет Он на свет не под нежные губы,Мария, твои, – а под ругань блатных,Под грузчицкий хохот, буфетчицам любый,Под матерный посвист и водочный дых!Идет Его бедное тельце, сияяЩуренком в протоке – во смрады громадФабричных предместий, машинного Рая,Где волк человеку – товарищ и брат…Да, Господи Боже, досталось родитьсяВот именно здесь, в оголтелой земле,Где в трубах метро преисподние лицаЛетят, как снега по дегтярной зиме!Да, мальчик, сынок, пей до дна эту чашу:Такую нигде уже не поднесут –

Последний приют заметелен и страшен,И ученики – от Креста не спасут…Кричи же, Мария! Пустынна палата.Кричи же, родная! О счастье – кричать,Пока ты – звериным усильем – распята,Пока на устах твоих – вопля печать!Ори! Это счастье – все выкричать в лицаНаемных врачей и воровок-сестер,И криком родильным – и клясть, и молитьсяНа сытый очаг, погребальный костер,И в небо упертые копья коленейВнезапно – до хруста костей – развести,И вытолкнуть – Бога иных поколений!..…И крик оборвется.Помилуй. Прости.Обмоют. Затянут в больничную ветошь.Придут с молоком и лимоном волхвы.И станет метель Ему – Ветхим Заветом,Твердимым устами российской молвы.

Он будет учиться любови у старцевНа овощебазах да на пристанях.Он с первой любимой не сможет расстатьсяНа грозном вокзале, в дымах и огнях…Ему ляжет Русь и мазутом и сольюПод легкие, злые мальчишьи ступни…Бери эту землю.Болей этой болью.Прости.И помилуй.Спаси.Сохрани.***С размалеванными картинамиУ гостиниц инших сижу.Меж нарисованными каминамиГреюсь; пальцем по ним вожу.

Руку в варежку песью засовываю.Купи живопись, воробей!..Я устала есть похлебку нарисованнуюНарисованной ложкой своей. КУТЕЖ. ХУДОЖНИКИПоле боя – вся дымится: рюмки, руки и холсты.Дико пламенеют лица, беззастенчиво просты.Пьяным – легше: жизнь такая – все забудешь, все поймешь.Над тарашкою сверкает именной рыбацкий нож.Это Витя, это Коля, это Костя и ОлегРазгулялися на воле, позабыв жестокий век.И домашние скандалы. И тюрьму очередей.И дешевые кораллы меж возлюбленных грудей…Костя, беленькой налей-ка под жирнущую чехонь!..Вьюга свиристит жалейкой. В рюмке – языком – огонь.Колька, колорист, – не ты ли спирт поджег в рюмахе той?!..Да, затем на свете были мы – и грешник, и святой, –Чтоб не в линзу водяную ложь экрана наблюдать –

Чтобы девку площадную Магдалиной написать,Чтобы плакать густо, пьяно от бескрасочной тоски,Лик холщовый, деревянный уронивши в сгиб руки,Потому как жизнь и сила – в малевании холста,Потому как вся Россия без художников – пуста!Первобытной лунной тягой, грязью вырванных корнейМы писать на красных флагах будем лики наших дней!По углам сияют мыши вологодским серебром…Ничего, что пьяно дышим. Не дальтоники. Не врем.Дай бутылку!.. Это ж чудо… Слабаку – не по плечу…Так я чохом и простуду, и забвение лечу.Стукнувшись слепыми лбами, лики обмакнув в вино,Мы приложимся губами к той холстине, где темно…И пройдет по сьене жженой – где вокзал и где барак –Упоенно, напряженно – вольной страсти тайный знак!Ну же, Костя, где гитара?!.. Пой – и все грехи прощай!..Этот холст, безумно старый, мастихином не счищай…Изнутри горят лимоны. Пепел сыплется в курей.Все дымней. Все изнуренней. Все больнее и дурей.И, хмелея, тянет Витя опорожненный стакан: