Злая корча

Связь между отравлениями спорыньей и крестовыми походами могла бы быть замечена еще в XIX веке, когда немецкие профессора Фукс (Fuchs, 1834), а затем Гирш (Hirsch, 1883) отделили описания эпидемий «священного огня» от рожи и других заболеваний. Но в то время для многих связь огня св. Антония и отравления спорыньей еще казалась неочевидной (см. Эккерман, 1884). Позже, когда стало ясно, что ко времени начала движения крестоносцев Европа оказалась охвачена эпидемиями эрготизма, вопрос, не были ли связаны с этим и сами крестовые походы, казалось бы, уже напрашивался.

Недоброкачественное питание становилось также причиной многих эпидемий, в частности дизентерии и страшной «огненной» болезни или, как ее называли современники, «священного» или «дьявольского» огня, «огненной чумы». Она охватила многие области Западной Европы в последние два десятилетия XI столетия и была связана (как это установили много позже — в XVII в.) с заражением зерновых, прежде всего ржи, спорыньей[53]

.

Но этот момент до самого последнего времени игнорировался не только католиками или романтиками рыцарства. Историки, если даже и отмечали данный факт, то обычно лишь мимоходом, не придавая ему особого значения. «Примечательно, что фанатичными участниками первого крестового похода 1096 г. были бедные крестьяне из районов, наиболее сильно пострадавших в 1094 г. от эпидемии «священного огня» и других бедствий — Германии, рейнских областей и восточной Франции», — определенней других высказался Ле Гофф, но и для него это скорее следствие постоянного голода в Европе, а не катализатор похода[54]

.

Мир на грани вечного голода, недоедающий и употребляющий скверную пищу… Отсюда брала начало череда эпидемий, вызываемых потреблением непригодных в пищу продуктов. В первую очередь это наиболее впечатляющая эпидемия «горячки» (mal des ardents), которую вызывала спорынья (возможно, также и другие злаки); эта болезнь появилась в Европе в конце X в. Как рассказывает хронист Сигеберт Жамблузский, 1090 г. «был годом эпидемии, особенно в Западной Лотарингии. Многие гнили заживо под действием «священного огня», который пожирал их нутро, а сожженные члены становились черными, как уголь. Люди умирали жалкой смертью, а те, кого она пощадила, были обречены на еще более жалкую жизнь с ампутированными руками и ногами, от которых исходило зловоние»[55]

.

И хотя Ле Гофф, в отличие от русских переводчиков его книги, понимает, что такое спорынья, но особого значения он ей тоже не придает — цитата Сигеберта обрывается у него на этом самом месте, лишаясь важного для характеристики обстановки окончания: «но многие страдали от нервных судорог»[56]. Именно этот момент наиболее существенен, поскольку ясно указывает на смешанную эпидемию гангренозного и конвульсивного эрготизма. А конвульсивная форма заболевания предполагает возможность массовых галлюцинаций и видений, что и наблюдались перед походом (гангренозной форме галлюцинации присущи в значительно меньшей степени).

Связь «священного огня» с первым крестовым походом можно проследить более наглядно. Это время было пиком эпидемий, госпитальное братство св. Антония, призванное заниматься жертвами «огненной болезни», было утверждено папой как раз накануне похода: «Урбан II во время своей поездки по Франции и в Клермоне был очень озабочен основанием ордена [св. Антония]»[57]. Зная действие спорыньи, нетрудно понять, почему на лихой крик Урбана с амвона Клермонского собора: «Угодно Богу!» народ отреагировал с таким воодушевлением. И изначально значение здесь имело даже не столько галлюциногенное влияние спорыньи (также, впрочем, подливающее масло в огонь св. Антония), сколько охвативший всех ужас перед непонятным мором.