Зло побеждает зло (СИ)

Государственный товар как поступает в торговую сеть, так и реализуется покупателям исключительно по фиксированным ценам. Вся наличная выручка до последней копейки сдается в госбанк, то есть магазин… этими деньгами попросту не распоряжается. С другой стороны, зарплата на любой фабрике или совхозе выдается сотрудникам не из расчета прибыли или желания директора, а только по установленным государственным нормативам. Все остальные способы носят отчетливый криминальный оттенок; то есть используются руководством на свой страх и риск.

По-старинке могут существовать лишь самые примитивные структуры – артели старателей и рыбаков, кустари, да мелкие, замкнутые на частников сервисы типа чистки обуви и штопки одежды. Все остальные, чуть более сложные НЭПовские частные, крестьянские и кооперативные производства тупо лишены права распоряжаться собственными деньгами. Ни что-то купить, ни что-то продать, ни заплатить зарплату они самостоятельно не могут; ресурсы под госпланом, наличные деньги под госбанком. Вчерашние артельщики даже назначить директора не могут без согласования с райкомом или горкомом. То есть де-факто – они уже национализированы. Де-юре грабительскую реформу завершат при Хрущеве.

Таким образом мое первое "нет", то что про молох коллективизации, с треском провалилось. Запущенный в Советской республике процесс уничтожения крестьян оказался никаким не живодерским вывертом товарища Сталина, и тем более, не политической уступкой левым троцкистам. Напротив, в его основе лежит простая и циничная цель – загнать сельское хозяйство в рамки безналичных расчетов и ресурсного регулирования. Грубо, цинично, но выбранная экономическая модель попросту не оставляет свободы маневра. Или крупные, насквозь контролируемые сельхозпредприятия, или денежное обращение страны рухнет в гиперинфляцию из-за "продуктовой" дыры между безналичными и наличными деньгами.

Дальше логика событий еще проще. Скрытая от будущих поколений революция 1930 года породит не менее скрытую гражданскую войну; по самую оттепель 1934-го чекисты будут отправлять в лагеря более чем по две сотни тысяч человек в год, расстреляют – многие тысячи. Погибнут несчитанными депортированные в голое зимнее поле крестьяне. Бесчеловечно, безумно расточительно к человеческому ресурсу… коммунисты иначе не умеют.

Вмешаться бы мне пораньше, в том самом декабре 1926-го! Ведь мог, мог черт возьми! Но из-за собственной глупости не сумел. Теперь… едва ли убийство генсека развернет вспять экономическую реформу. Приходится надеяться на куда более скромный результат – без демографических потерь пройти мимо безумной мясорубки Большого террора.

Шансы есть. Многоопытный Троцкий пытался подобрать исторические аналогии, в конце концов остановился на декабрьском перевороте Луи Наполеона. Я напирал в сравнениях на "Ночь длинных ножей". Однако как разгром немецких штурмовиков в 1934-м, так и снос французской республики в 1851-м, обошлись своим нациям как минимум на три-четыре порядка дешевле.

То есть несмотря на двухмесячный мозговой штурм, нам с бывшим наркомвоенмором так и не удалось найти смысл или логику в кошмаре 37-го. Следовательно, в данном процессе напрочь отсутствует исторический детерминизм. Зато невооруженным глазом заметен переизбыток кровавого психиатрического субъективизма, согласно которому Сталин со товарищи за четыре года, с 1935-го по 1938-й, сослали два с лишним миллиона сограждан на смертельные десяти-двадцатилетние сроки, а еще миллион – подвели под вышку. Говоря другими словами, довели уровень зверства в стране буквально до геноцида.

Блюмкин оборвал мою мысль на самом интересном месте:

— А мне бы только-о любви немножечко-о, да десятка два-а папирос!

Ну вот, добрались до дома. Поскорее бы смыть дорожную пыль, дождаться Сашу, и с чистой совестью за стол!

Вот только с чистой ли на самом деле?!

От неожиданной мысли у меня потемнело в глазах:

— Яша, а ты не заметил случайно… мы точно-точно никого кроме генсека осколками не зацепили?!

— Черт его разберет, — Блюмкин даже не повернул головы. — Не поглядел.

— Бл..ь!!!

— Все нормально, не переживай.

— Ну я же специально тебя просил!

— Послушай, тебе что важнее? — полез в бутылку Блюмкин. — Сталина добить или каких-то там прохожих разглядывать?

С таким аргументом спорить сложно. Да и смысла нет, все равно сделанного не воротишь.

— Чай поставишь? — сменил я тему. — Хочу поскорее узнать последние новости!

— Валяй, — неожиданно охотно согласился заняться кухней Яков.

Не переодеваясь, прямо как есть, я ринулся в свой угол. Привычно вытащил из-под кровати и взгромоздил на комодик лучшее в мире лекарство против сенсорного голода – самодельный радиоприемник-регенератор. Всего одна лампа, намотанные на картонные цилиндры катушки для регулировки ПОС, воздушный поворотный конденсатор, десяток гнутых из толстой медной проволоки проводников, а сколько удовольствия в результате!