Злодей

Я взялся за второй сосок, облизывая, пощипывая и покусывая. Дразня ртом, я довел ее до грани оргазма, до того, что она начала бесстыдно тереться о мое бедро. Я знал, что она скоро кончит. Об этом мне подсказала дрожь в ее бедрах.

Именно в этот момент я оторвался от ее губ и сделал шаг назад.

Она чуть не упала на стол. Я схватил ее за талию, снова притянул к себе и приподнял ее лицо за подбородок.

– Я по-прежнему целуюсь, как голодный ротвейлер?

Я был рад обнаружить, что мой голос звучит все так же сухо и бесстрастно.

Персефона прокашлялась, обмякнув в моих руках.

– Ты делаешь успехи. Этот вышел лучше.

– Лучше, но не идеально? – Я в изумлении приподнял бровь.

Она помотала головой, с озорной улыбкой расстегивая мою молнию.

– К сожалению, нам все еще нужно практиковаться. Часто.

Я не сдержался.

Рассмеялся в наш поцелуй.

Я смеялся впервые за многие годы.

Может, даже десятилетия.

И это было… ново. Приятно.

– А теперь покажи мне, почему ты держишь своих любовниц на другом континенте? Чем же таким извращенным ты можешь с ними заниматься?

Она не дала мне времени на ответ. Потянула меня за руку и повела по коридору прямо с расстегнутой ширинкой, то и дело оглядываясь в ожидании, что я покажу ей дорогу в мою спальню. Так я и сделал, хотя знал, что ей это и так было известно.

Знал, что она устроила экскурсию по дому в мое отсутствие. Я видел ее на камерах, когда Петар показывал ей дом.

Я закрыл за нами дверь, на всякий случай, заперев ее на замок, и Персефона встала передо мной. Спустила платье, позволив ему собраться возле ее ног, словно замерзшее озеро.

Она взяла мою руку и обернула ладонь вокруг своей белоснежной шеи.

– Вот что ты любишь? – Ее грудь вздымалась и опускалась в такт бешеному сердцебиению, а глаза блестели от возбуждения. – Ты делал так, в тот день… в тот раз…

Когда с воплями выгнал ее вон.

– Или… – Она замолчала, проведя моей ладонью вдоль своего тела прямо до округлости ягодиц, пока я не коснулся промежности. – А может, это? Я тоже не против кое-чем с тобой заняться. Я на все согласна, Киллиан. При условии, что ты делаешь это со мной.

Моя решимость исчезала быстрее, чем съедобные стринги на убогом мальчишнике в Вегасе.

Дьявол на моем плече твердил, что я не обязан отговаривать ее спать со мной.

А ангел на моем плече… ну, на данный момент валялся в багажнике у дьявола с кляпом во рту.

– Я трахаюсь грязно, – предостерег я.

Персефона все еще держала меня за руку. Поднесла мои пальцы к складочкам между ее ног, разводя бедра. Я погрузил указательный палец внутрь. Она вытащила его и начисто облизала.

Я умер. Конец.

Ладно. Не умер. Но был близок к этому, и все доводы о том, почему мне не стоит с ней спать, – мой контроль, мое состояние, да и тот факт, что она слишком хороша для меня, – начали казаться одной сплошной чушью.

– Покажи мне свое истинное лицо, – прохрипела Персефона срывающимся от эмоций голосом.

– Оно уродливо, – прямо сказал я.

Она покачала головой.

– Не для меня. Для меня ты никогда не будешь уродлив.

Этого оказалось достаточно, чтобы растопить мою решимость в ничто. Схватив Персефону за волосы, я притянул ее и обрушился на ее губы в карающем поцелуе.

– Мне нужно стоп-слово? – Она сделала резкий вдох.

– Твой рот будет слишком занят для разговоров. Стукни дважды по любой поверхности, и я остановлюсь.

Я толкнул ее, совершенно голую, к окну, выходящему в сад, прижав грудью и киской к стеклу, затем спустил брюки и вытащил член. Она захныкала, двигая задом ближе ко мне, выгибая спину, умоляя. Она была так сильно возбуждена, что от влаги ее бедра липли друг к другу. Я заставил ее расставить ноги и так грубо смял ягодицы, что на них остались розовые отметины. Я смотрел сверху вниз на ангельское лицо своей жены, стоя позади нее, когда реальность происходящего вонзила в нее свои когти.

Она была прижата к окну с видом на мой двор, но еще и на чей-то частный сад. Стояла в чем мать родила, и сейчас ее трахнут так жестко, что женщины в соседних кварталах испытают оргазм вместе с ней. Персефона громко сглотнула, но не остановила меня, когда я наклонился, поднял ее влажные трусики, скатал их в шарик и засунул ей в рот.

Цветочница подавилась своим практичным хлопковым бельем, и у нее заслезились глаза. Я замер, ожидая, когда она поднимет кулак и постучит. Почувствовав, что я прощупываю почву, она прижала ладони к стеклу и кивнула в ответ.

Давай же.

Я ворвался в нее одним толчком.

Она закричала, но трусики заглушили ее стон. Мой сосед вышел во внутренний дворик с бутылкой пива в руке, одетый в майку-алкоголичку и брюки, как я и предполагал. Каждый вечер ровно в десять Арми Гузман, банкир из «Уэллс Фарго», выходил полить кусты роз.

Персефона округлила глаза, когда я начал двигаться в ней. Сосед смотрел куда-то прямо перед нами, и ему было прекрасно видно, как ее трахают у окна.

Она всхлипнула, когда я ворвался в нее снова, отвесив шлепок по заднице, от которого остался отпечаток.