Злой город

— Вот ведь змей, — проговорил он, покачивая головой. — И откель у человека такой язык?

— А из такого ж пруда, что и твоя борода, — немедленно отозвался скоморох. — Только не лопатой, как у тебя, бородатый.

Видимо, борода была больным местом рыжего.

— А ну сказывай, чем тебе моя борода не понравилась? — загудел мужик, поднимаясь из-за костра и засучивая рукава.

— Будя вам! — поморщился кузнец, приподняв холстину и ворочая в котле поварешкой на длинной ручке. — Ишшо не хватало, чтоб мы перед битвой друг дружку колошматить начали. Для ордынцев дурь свою приберегите.

— И то правда, — одумался рыжий, садясь обратно на свое место. — Но бороду мою боле не замай!

— Да сдалась мне твоя борода, — отмахнулся Васька, поворачиваясь к кузнецу. — Слышь, дядь Вань, расскажи каку-нить бывальщину про славные дела русских богатырей.

— А что ж ты, скоморох, сам бывальщину не расскажешь? — удивился кузнец.

— Так мое дело людей веселить, — серьезно ответил Василий. — Но чую, скоро нам всем не до веселья будет. Я все больше по сказкам да погудкам, а ныне иные сказы требуются.

— Вот ты и сложи, — сказал кузнец, внимательно посмотрев на парня.

Скоморох задумался, но почти тут же посветлел лицом.

— А и сложу! Но не бывальщину, а былину. Чтоб, когда гусляры ее пели, за душу брала, до сердца доставала! Вот только…

— Что только?

Скоморох вздохнул.

— Дойдет ли до людей та былина? Ежели суждено нам будет всем костьми здесь полечь.

Иван отрицательно покачал головой.

— Не, не поляжем. Всяко кто-то да останется. Так что складывай свою былину, не сумлевайся. Про нас… и про наших воев погибших.

Люди у костра притихли. Два ордынских штурма не прошли даром, несмотря на надежные укрепления. Полтора десятка свежевыструганных деревянных крестов выстроились прямо за церковью — городской погост лежал в тихой березовой роще за городской стеной и пути к нему нынче не было.

— Про них точно надо, — стукнул кулаком по колену рыжебородый. — Ты это, слышь, Василий, не подкачай.

— А пока, может, нам гость иноземный чего расскажет.

Мимо костра неторопливо проходил Ли, погруженный в свои думы.

— Эй, Линя! — окликнул его Иванов подмастерье. — Не побрезгуй, посиди с нами.

Ли остановился и непонимающе посмотрел на парня.

— Иди, иди к нам, — замахали руками остальные. — Кулешу с салом отведай, скоро готов будет.

Последний из чжурчженей колебался. Несмотря ни на что, ему было все еще как-то неуютно в осажденном русском городе. Так мог бы, наверное, чувствовать себя некогда виденный им в императорском зверинце Кайфэна[120] белый волк, случайно угодивший в стаю серых лесных собратьев.

Иван молча поднялся и, подойдя к Ли, положил руку ему на плечо.

— Пошли, друже, — сказал он. — Не побрезгуй нашей пищей.

И тут неожиданно для самого себя глаза последнего из чжурчженей стали влажными. Странное это чувство для того, кто привык быть последним оставшимся в живых, — ощутить, что другой сильный и гордый народ считает его своим. Непривычно щемит в груди от этого чувства и почему-то предательски слезятся глаза.

Рукавом халата Ли смахнул что-то с лица — может, слишком рано проснувшегося комара. Потом кивнул и пошел рядом с кузнецом.

— Садись, Линя, — подвинулся рыжебородый. И обвел присутствующих звероватым взглядом — не оспорит ли кто, что гость непременно должен сидеть между ним и Иваном?

Не оспорили.

Кулеш оказался на редкость вкусным. Рыжий сбегал куда-то к возам и приволок объемистую баклагу зеленого вина.

— Давай, Линь, за знакомство!

Последний из чжурчженей пригубил терпкий напиток и, поклонившись, отставил чарку. Густые брови рыжего поползли кверху.

— Не по вкусу?

Ли покачал головой.

— Лучшего вина я не пил у самого Императора. Но сегодня нельзя. Вдруг завтра Орда снова пойдет на штурм?

Поднесенные было к губам чарки сами собой опустились.

— Прав Линя, — вздохнул скоморох. — Да и нам скоро сторожу сменять. Хороши бы мы были с пьяными рылами.

— Так, может, нам гость расскажет бывальщину? — подмигнул Иван. — Судя по тому, как он ловко всяких придумок на стены понастроил, у него в запасе тех бывалыцин, как звезд на небе.

— Бывальщину? — переспросил Ли, запнувшись на незнакомом слове.

— Ну, быль про то, как твои предки воевали. Как подвиги совершали.

По лицу последнего из чжурчженей скользнула тень, будто проносящаяся мимо ночная летучая мышь коснулась его крылом.

— Хорошо, — медленно проговорил он, немигающим взглядом уставившись на огонь. — Я расскажу вам бывальщину о великом полководце Сун Цзы, жившем в древнем царстве У восемнадцать столетий назад.

— В каком царстве? «У»? Так царство и звалось? — громким шепотом переспросил Васька, но на него зашикали, и он замолчал.

Ли продолжал говорить ровным, спокойным голосом, словно читая старинный текст, начертанный на огненных языках пламени костра.

— Однажды правитель У призвал к себе великого полководца и спросил его:

— Я слышал, что ты учишь своих командиров сражаться на местности смерти. Расскажи мне, что это такое.