Злой Сатурн

Жизнь Ивана Алексеевича текла как будто однообразно. Но в лесу, где все время идет смена цветов и красок, ни один день не похож на другой, каждый открывается новой страницей, наполненной трудом и заботами. Так и нынешний день отличался от прошедшего: в воздухе кружилось больше опадающих листьев и в открытое окно доносились прощальные голоса улетающих журавлей.

Перекусив, он уехал в питомник. Однако начавшийся с полудня дождь заставил прервать работу.

Закутавшись в плащ, лесничий погонял мышастого мерина, шлепающего по раскисшей дороге. Слыша сердитый голос хозяина, мерин шевелил ушами, вскидывал голову и, екая селезенкой, ненадолго переходил на рысь.

У ворот лесничества стоял «газик». Под кузовом на разостланном коврике лежал шофер, орудуя ключом и отверткой.

— Что случилось? — спросил с седла Иван Алексеевич.

Из-под машины показалось замазанное лицо.

— Сцепление полетело. По таким дорогам только на тракторах ездить! — и, поминая недобрым словом всех святых и угодников, шофер снова скрылся под машиной.

Расседлав мерина, Иван Алексеевич пошел к дому. На пороге его встретила сторожиха Никитична.

— Приезжие остановились, так уж я их в твою комнату отвела, пущай отдохнут с дороги.

Он молча кивнул головой и открыл дверь. Навстречу ему с дивана поднялся высокий плотный мужчина в кожаном пальто. Сидевшая рядом женщина осторожно отставила недопитый стакан молока.

— Вы уж нас извините. Спешим к поезду, а тут, как назло, машина поломалась! — мужчина развел руками. Его спокойные, чуть насмешливые глаза понравились Ивану Алексеевичу.

— Вы бы разделись! — предложил он, радуясь случаю поговорить с новыми людьми. — Машина, по всему видно, будет готова не скоро. Вы еще успеете выпить чая, я сейчас попрошу самовар.

— Спасибо! Не беспокойтесь, — остановила его женщина. — Мы очень спешим. Боюсь, опоздаем. Поторопить бы шофера! — обратилась она к спутнику.

Ее негромкий грудной голос всколыхнул память Ивана Алексеевича. Не веря себе, боясь ошибиться, он с трудом подавил готовое сорваться с губ восклицание. Стянул с себя мокрый, прилипший плащ, кинул его на скамью у двери. Прошел к столу, взял папиросу, похлопал себя по карманам, разыскивая спички.

— Много курите, — кивнула гостья на пепельницу.

— Простите, — пробормотал Иван Алексеевич. — Совсем бирюком стал, забыл, что в женском обществе курить не полагается, да и не каждый любит табачный дым. — Он сломал папиросу и бросил ее в пепельницу. — Вы не обращайте на меня внимания, располагайтесь как дома. Гостям я всегда рад.

Она тихо рассмеялась.

— От нас радости мало. Мы вам основательно наследили.

Иван Алексеевич пристально взглянул в ее лицо. Будто сквозь туман проступили знакомые черты: широкий разлет бровей, карие глаза, упрямая линия подбородка и черная прядка волос, выбившаяся из-под берета. Лицо умное, уже немолодой женщины, сохранившей неуловимое обаяние юности. А маленькие, но сильные руки, без всяких следов маникюра, подчеркивали ее простоту и изящество.

Удивленная его взглядом, женщина смутилась.

— Я, наверное, вся в грязи, дорога такая ужасная. Пойду умоюсь.

Она вышла из комнаты. Ее спутник тоже поднялся.

— Помогу шоферу, а то, чего доброго, застрянем здесь до утра!

Оставшись один, Иван Алексеевич задумался: «Незачем ворошить прошлое. У нее своя жизнь. Муж — прекрасный. По всему видно — счастлива». Мысль, что он может нарушить покой этой, когда-то дорогой ему женщины, заставила принять решение остаться неузнанным. То, что Татьяна Петровна его не узнала, он понял сразу. Да разве легко в седоусом, погрузневшем человеке узнать долговязого робкого парня, каким он был тридцать лет назад!..

Он хорошо помнил то далекое время. Ясно представил себе, каким был смущенным и неловким, всегда теряющимся в ее присутствии. Даже на пристани, куда пришел проводить ее, — она уезжала учиться, — так ничего и не смог ей сказать. Молча стоял рядом и смотрел, как гасли на камской воде отблески вечерней зари..

Белый пароход, похожий на огромную птицу, увез ее по широкой реке, и больше они не встречались. Бродячая профессия лесного таксатора носила его по стране. А потом война.

Шли годы, воспоминания постепенно стирались, но Таню он помнил. И все же сейчас требовалось окончательно вычеркнуть прошлое…

Дождь кончился. Сквозь разрывы облаков скользнул тонкий луч солнца. Стих ветер, и наступила такая тишина, когда слышно, как звенят падающие с веток капли. Словно издалека донесся голос Татьяны Петровны:

— Давно здесь живете?

— Лет двадцать.

— А до этого?

— Работал в лесоустройстве. Воевал!

Слушая, Татьяна Петровна внимательно всматривалась в его лицо. Что-то знакомое, бесконечно далекое почудилось ей в чертах собеседника. Она еще раз взглянула на Ивана Алексеевича, и ее охватило сомнение. «Нет! Не может время так безжалостно изменить человека!» — и она решительно прогнала мелькнувшую мысль.