Злой Сатурн

— Полжизни в лесу. Ужасно. Я бы так не смогла. Тут и библиотеки-то, наверное, приличной нет. Что вас здесь держит? Сидите тут, как пассажир на полустанке, а в руках узелок со всеми мечтами. Ждете поезда, а они мчатся без остановки, и ваш, может, давно промчался мимо.

— Вот еще! — возразил Иван Алексеевич. — Пассажир думает, как бы поскорей выбраться, а я никуда отсюда не собираюсь. Да вы посмотрите! — он показал в окно на синеющие невдалеке холмы, поросшие лесом. — Когда я приехал сюда, сколько здесь было гарей и вырубок! А сейчас лес шумит. Да это одно оправдывает мою жизнь в этом «медвежьем углу»!

Татьяна Петровна долго стояла у окна, всматриваясь в лесные дали. Затем тихо произнесла:

— Пожалуй, вы правы. Простите за резкость, я не хотела вас обидеть.

— Ну вот! — обрадовался Иван Алексеевич. — Главное в жизни — мимо своего дела не пройти. Не спорю — глушь, и жить совсем нелегко. Никаких удобств. Ни трамваев, ни автобусов. Железная дорога и та в пятнадцати километрах. И все-таки здесь интересно, и острых ощущений хватает. Занятного, конечно, мало, если на тебя с топором идет порубщик или браконьер хватается за оружие!.. Ну что, испугал? — Иван Алексеевич засмеялся. — Это не каждый день, честное слово!

— Послушайте, вы что, серьезно? — в голосе Татьяны Петровны прозвучало недоверие.

Иван Алексеевич усмехнулся и, закатав рукав, показал шрам около локтя.

— Пулевое ранение! — быстро определила она.

— Верно. А вы что, врач?

— Хирург.

— Никогда бы не подумал. Хорошая у вас профессия. Много людей, наверное, спасли?

— К сожалению, это не всегда удается… Но работу свою я тоже люблю. И все же на вашем месте я уехала бы отсюда, всю жизнь тайге дарить — нет, я бы себя пожалела.

Иван Алексеевич покачал головой.

— Не понимаете вы… Люблю я лес. И глушь эту люблю, и черные осенние ночи, когда в окна барабанит дождь и шумят сосны. В такие ночи работается хорошо. Голова ясная, до рассвета могу работать…

Пока он говорил, Татьяна Петровна с внезапно вспыхнувшим интересом рассматривала его лицо. Нет! Она не ошиблась! Это он — друг ее юности, но как же он изменился! Неужели и она так же? Нет, нет, Иван не мог ее не узнать. Значит, не желает? «Ну и пусть! Навязываться не буду», — совсем по-детски, с обидой решила она.

За окном раздался гудок автомобиля, и голос позвал Татьяну Петровну.

— Пора ехать. Жаль, что мы не закончили разговор! — она взглянула на часы и заторопилась.

Иван Алексеевич вышел ее проводить. Татьяна Петровна шла, старательно обходя лужи. Возле машины она обернулась и протянула руку.

— Прощайте!.. И — спасибо!

— За что же?

— За все! За гостеприимство и… — она недоговорила, легонько освободила руку из его большой жесткой ладони. Затем решительно шагнула в машину и захлопнула дверь.

С пыхтением и скрежетом, ныряя в ухабах и рытвинах, «газик» тронулся в путь. На один миг Иван Алексеевич увидел лицо Татьяны Петровны, взглянувшей на него из машины. В ее сухих глазах и плотно сжатых губах было столько горечи и обиды, что он сразу понял: она знала, с кем говорила…

Сквозь облака выглянуло на минуту тусклое, словно непромытое, солнце и снова скрылось за тучей. Опять заморосил дождь. Иван Алексеевич надел фуражку, которую до сих пор держал в руках. Сутулясь, тяжело ступая, направился в лесничество.

В конторе, у горящей печки, сидели Никитична с мужем.

— Никак, опять дождь! — увидя лесничего, ворчливо буркнул старик. — И когда эта мокреть кончится? — Помешал кочергой в печке и в раздумье добавил: — Не-ет! Нипочем не поспеют! Рази по такой дороге за час управишься. Вчерась всю ночь поливал, да ноне добавило, дорога-то, как кисель.

— Об нем-то тужить нечего. Ему днем раньше, днем позже, какая разница. А ее жаль. Не приведи бог, ежели на поезд опоздает — целые сутки ждать доведется. Командированная она, из Москвы.

— Разве с ней был не муж?

— Это ж новый председатель Кедровского сельпо, за товаром поехал. Она-то вдовая. Доктор. В Кедровку посылали, там, говорит, Верескову какой-то варнак ранил. Ее и спасала.

— Ингу! — поразился Иван Алексеевич. — Не может быть! Что-то ты, старая, путаешь.

— Ково уж там путать. Докторша рассказала… Ведь сколь девку упрашивали: «Бросай ты эту работу. Не бабье дело по тайге с почтой таскаться». Вот и доездила!

Постукивая когтями, к Ивану Алексеевичу подошел сеттер, ткнул в руку холодный нос и, блаженно зажмурившись, прижался боком к его ноге.

— Вот, брат, какие дела случаются, — потрепав собаку по спине, тихо сказал Иван Алексеевич и подумал: «Как глупо! А что, если…» Он вскочил и, пинком распахнув дверь, кинулся во двор. Вывести и заседлать мерина потребовалось не больше трех минут.

— Только бы поспеть, — шептал Иван Алексеевич, нахлестывая коня. Прижав уши, злобно закусив удила, мерин мчался, разбрызгивая жидкую грязь, птицей перелетая через большие лужи.

До станции оставалось с полкилометра, когда Иван Алексеевич услышал паровозный гудок, а когда подскакал к переезду, мимо него с грохотом и лязгом промчалась железная громада поезда.