Золотой Язык на миг задумался — судя по лицу что-то припоминал, — а затем уверенно кивнул головой.
— Ваше величество видимо имеет в виду Шалимарову пыль. — убежденно произнес он. — Увы, секрет ее утерян еще во времена падения Мелуххи[43]
. Даже ингредиенты нынче неизвестны.— Селитра, сера и угольная пыль. Не спрашивай в каких пропорциях смешивать и как — не знаю. — ответил я.
И только по выпученным глазам философа и его же отвисшей челюсти понял, что ляпнул что-то не совсем то.
— Ну что ты на меня так смотришь, достопочтенный? Рыбы нашептали.
— Возможно, наставник, вам тоже стоит сходить на рыбалку. — тон, которым это произнес Утмир был самым серьезным и уважительным, но глаза мальчишки смеялись. — Мой друг, рати Тумил, утверждает, что это занятие очень способствует успокоению и очищению ума.
— Видимо, так я и поступлю, царевич. — ответил медленно приходящий в себя Щума.
— С ума посходили. Какая по такой погоде рыбная ловля? — проворчал я. — Простынешь ко всем друджам вместо просветления.
Интересно, а Золотой Язык, после каждой со мной беседы, на нервной почве сильно бухает?
Да не, вряд ли, спился бы уже…
Следующим пунктом экскурсии был сарай. Наверное, по логике «погрелись нахаляву, ну и хватит».
Вернее, труба-то у сараюшки была, но тоненькая какая-то, практически выхлопная.
— Прямо даже в догадках теряюсь, что ты мне покажешь. — сказал я, подходя к хлипкой дверце.
Изнутри доносились негромкие чухающе-ухающие звуки и негромкий говор.
— Это пока последнее, что мы готовы показать вашему величеству в готовом виде, а не в эскизах и проектах. — ответил главнофилософ и отворил вход. — Прошу взглянуть, государь.
Ну — взглянул. Сильно долго так молча взглядывал, потому как ошалел напрочь.
— Как можете видеть, повелитель, мы смогли изготовить Аксандритов двигатель. — нарушил наконец молчание Щума. — Энергию пара и впрямь возможно использовать.
В расположившемся посреди помещения предмете паровой двигатель опознать, конечно, было можно, но лишь при условии, что ты сильно налегал на стимпанк. Топка, котел, даже манометры и клапаны — все это в разработке ашшорских философов имелось, но выглядело настолько непохоже на себя самоё, что мозг, с непривычки, воспринимать увиденное отказывался.
Единственное что я смог уверенно опознать (и то, лишь с помощью памяти Лисапета), так это зубчатую передачу идущую к механизму для распиловки каменных блоков.
— Мы продемонстрируем, с вашего позволения.
Щума дал отмашку лаборантам, державшим, как я понимаю, на пару эту адскую машинку, те ее запустили и машина… ожила.
— Глазам. Своим. Не верю. — только и смог выдавить из себя я, глядя как самовар распиливает известняковую плиту металлической пилой.
— Вы, ваше величество, были правы в своем гениальном предположении, признаю. — такие аппараты возможно изготавливать, даже и гораздо больших размеров. Их и впрямь можно применять вместо ветряков и водяных колес, но… — Золотой Язык сокрушенно вздохнул. — Совершенно невыгодно. На этот небольшой прототип-то сколько бронзы ушло, а пружины, а прочие устройства… Боюсь, такой двигатель к моменту своего окончательного износа лишь едва-едва окупит себя, и то — исключительно при условии грамотной эксплуатации.
— На кашти-араг поставь. — буркнул я, все еще пытаясь придти в себя. — Его пусть двигает.
— Простите, повелитель, а как этот механизм сможет двигать корабль? Не в паруса же паром дуть из него.
— Нет, ну зачем же. — я достал записульник и стило. — Вот смотри, начнем с простого, с колес.
Через три четверти часа объяснений как, в принципе, корабль можно двигать не веслами и не парусом, а винтами и колесами, Щума смотрел на меня оловянными глазами, судя по всему хотел что-то спросить, но не решался.
Не иначе опять на знакомство с рыбами напроситься хотел.
— И поразмысли, голубь мой, насчет плавки железа и методов его проката в пластины, ну, навроде как тесто под скалкой. — окончательно добил философа я. — А то прав ты, на бронзовых котлах далеко не уедешь. Дорого очень, золотой корабль выходит. Пойдем, Утмир. Пора нам.
Жаль, что по металлопрокату и плавке я ему подсказать ничего не могу. Мне из устройства мартеновской печи известно ее название и все.
Усаживаясь в седло внук поглядел на небеса, прикинул что-то, и повернулся ко мне.
— На ужин, дедушка, мы во дворец опоздали. Может в «Коровью лепешку» по пути заедем? Страсть что-то голубей жареных захотелось.
Ну вот, кому что, а растущему организму лишь бы пожрякать.
Более ничего интересного и достойного упоминания — ну, если не считать изобретения Штарпеном кружевных платков и отложного воротника, — этой зимой не случилось. Зато с ее окончанием, ух и началось…