Демоны идут за Изабель, корчащейся в попытках умереть, плавающей между смертью и остатками жизни. Змеиный яд бурлит и плавится в жилах, то сжимает мир до игольного ушка, то вдруг заставляет видеть всю пещеру разом, с безумной скоростью поднимаясь от пола до черноты наверху. Изабель не слышала друзей, она умирала, захлебываясь страхом и слезами, такими же огненно-горькими, как и яд в ее крови.
Она знала все свои грехи наперечет. Она понимала, за что станет держать ответ. И ждала. Но не верила. Вплоть до сего мига, подвешенного между небытием и муками. Наслаждения в Эдеме ей не видать. Так же, как и покоя. Есть за что.
За наслаждение наркотиками и виски. За любовь к Марин, пусть и недолгую. За две погубленные детские жизни, зародившиеся в ней. За пять ребятишек, спаленных в корале из-за мутаций. За потопленный у Фриско теплоходик с мексикашками, бегущими от разъяренных белых. За…
Изабель плакала, желая простого черного «ничто», а не доказательств бессмертия души. Плакала, глядя на корявую огромную ступню перед глазами, перебиравшую длинными узловатыми пальцами с желтыми обломанными когтями. Демон рыкнул, протягивая к ней лапищу, уцепившись за куртку на груди. Изабель закричала…
– Тащи ее, Хави, – проскрипел через маску Марк, – вот беда…
Хавьер подхватил Изабель, корчащуюся на плитах и бьющуюся о них. Женщина тихонько просила прощения, плакала и все звала какую-то свою тезку. Просила не делать этого…
Хавьер поднял ее на плечо, легонько, как пушинку. Его самого чуть не пробрало, но маска, проверенная еще в «Кугуаре», не подвела. В отличие от Изабель. Или просто его организм смог справиться с каплями, осевшими на коже, впитавшимися через нее. Или не смог?
В висках жутко колотило. Красный туман мешался с зеленым, и идти получалось еле-еле. Хавьер шел тяжело, рассекая душный сырой воздух, как воду в луизианских топях. Переставлял ноги, стараясь не упасть. Силы растворялись потом, бежавшим, как на деревенских танцах. Если, конечно, танцевать с Кармелитой. Кармелита всегда задавала бешеный ритм. Ему приходилось тяжело, даже молодому, а уж сейчас вообще не угнаться. А Кармелита все плясала, плясала, высекая каблуками искры из плиток пола. Какой пол во дворе гасиенды семьи Круз, откуда? И Кармелита? Она же осталась дома, так и не став ему невестой, желтая лихорадка сожрала ее за неделю. Она вернулась в ночь после похорон. Отец и дядьки били ее вилами и потом сожгли… А почему она танцует? И почему так жарко и так сильно колотится в голове и груди?
Марк ударил его по лицу. Прямо по носу, чуть не сломав. Через маску. Хавьер встряхнулся, уставившись на ненавистного святошу. Рука в перчатке задрала ее край, заставив Хавьера прийти в себя. Он помотал головой, чуя мокнущие усы, втянул запах виски, идущий от маленькой фляжки в руках командора.
– Хлебни, солдат! – Марк казался спокойным. – Мы добрались до них. Теперь самое главное. Ты мне нужен.
Нужен? Хавьер хлебнул, чуть не задохнувшись. Виски? Пульке? Текила? Хрена! Чертов святоша всю дорогу таскал с собой спирт. Самый настоящий, Madre de Dios, аквавит! Хренов cabron в рясе, или что у них там! Pendeho!
Жидкое пламя растеклось внутри. Ударило в голову, опалив дыхание. Хавьер сплюнул, глядя вперед. Ох, да, красные putas, он дошел. Хотя и с помощью святоши. Осталось только положить Изабель. И заняться дерьмовыми размалеванными сучками впереди. Змеи, индейские голоса, статуи… Все так просто. Все в твоей голове. Стоит только туману, или что это там, добраться до тебя. Хави оглянулся, желая проверить догадку. И поспешно натянул маску обратно. Спрятался за ней, не желая видеть снова.
Совсем юная. Девчонка почти, лет семнадцати. Темненькая, но не с его родины, испанка. В одежде послушницы, с алой каймой грешницы, отправленной в деоцезию, монастырь-тюрьму для духовных лиц, на исправление грехов.
Ее грех умещался в маленьких аккуратных руках. Закутанный в клетчатое солдатское одеяло, даже в смерти смотрящий на мать. Крохотный младенец Иисус, не доживший даже до полугода.
Глаза монастырской грешницы, широко раскрытые и чистые, сохранились даже сейчас такими, как в жизни. Смотрящими на Хавьера доверчиво и тепло, не видя в нем зла. В нем, в человеке, отправившем к адским жаровням чуть меньше батальона. И Хавьер боялся вновь посмотреть в никогда не спящие глаза. Потому что увидел в них надежду. На него. Мужчину, должного защитить другую такую же деву Марию с алой греховной полосой и ее ребенка.
Должен…
Потому что…
Он просто солдат.
Марк стоял, покачиваясь. Держась за плечо брата Самуила. Ледяное, твердое, как камень вокруг. Самуила, добравшегося сюда и оставшегося навсегда в пещерном храме давно забытого, но еще жившего племени.
Бам… бам… бам… барабан бил «вперед». Глухо и ритмично. Бам…
Барабаны пульса стучали в ответ. Яростно и неукротимо, выбивая дикий ритм. Без остановки и без жалости. Разгоняя кровь все быстрее. В такт движениям гибких тел, полностью покрытых змеями черно-зеленых татуировок. От выгнутых в судороге ступней и до лиц, украшенных шрамами с блестящими слезинками-камнями.