Змеи и лестницы

Произнесенное имя застало Ванду врасплох – Вересень прекрасно видел это. А Ванда – прекрасно его услышала, с дикцией у Вересня всегда был порядок, он не шепелявил, не гундосил и не проглатывал окончания, он говорил четко и ясно. Так зачем надменной подруге Кати Азимовой понадобилось переспрашивать?

Чтобы выиграть время и понять, как вести себя дальше.

– Никогда его не слыхали?

– Не припомню.

А вот теперь Ванда откровенно лгала. Это можно было понять по тому, как побледнело ее лицо, как вытянулось в струну и замерло тело – как будто кто-невидимый ударил ее хлыстом по спине. От прежней снисходительности бывшей модели не осталось и следа. Любого неосторожного шага было достаточно, чтобы соскользнуть в бездну, но соскальзывать Ванда не хотела категорически.

– Катя была его близкой подругой, – Вересень сделал упор на слове «близкой». – Вы меня понимаете…

– Я никогда не слышала об этом человеке. Ни от нее, ни от кого либо другого.

– Понятно.

– Это все, о чем вы хотели поговорить?

Вересень примерно представлял себе, что произойдет в следующий момент. Ванда оправится от удара хлыстом и сделает вид, что ей не больно. А потом поднимется, давая понять, что аудиенция закончена, и Боря покинет офис «Амаполы» навсегда. И все его последующие попытки связаться с подругой Кати будут наталкиваться на пустоту: первое, что сделает Ванда после того, как за ним захлопнется дверь, – так это внесет его в черный список нежелательных абонентов. И Вересню придется смириться с этим: никаких рычагов воздействия на Ванду у него нет. Даже дурацкий парень не помог бы ему – бывают ситуации, в которых бессильны даже кошки.

– Мне нужно возвращаться к работе, – сказала Ванда. – Если у вас больше нет вопросов…

– А ваш сын… Не слишком ли он мал, чтобы оставаться без материнского присмотра?

– За ним присматривает няня.

– Понятно.

Общих тем для беседы было катастрофически мало, и Вересень решил прибегнуть к помощи тромбонов и тучных негритянок из Нью-Орлеана.

– Привозите в Россию джазовых исполнителей?

– Пытаемся.

– И как идут дела?

– С переменным успехом.

– Посоветуете кого-нибудь послушать?

– Джазовая классика. Все можно найти в интернете.

– Хотелось бы… живьем.

– Звоните при случае. Организую вам проходку.

Нелепость Вересневских вопросов уравновешивалась сухостью ответов Ванды, но и нелепые вопросы подходили к концу.

– Катя Азимова, помнится, тоже любила джаз, – заметил следователь.

– Она слушала совсем другую музыку. Но теперь это не имеет никакого значения, правда?

Молодая женщина поднялась и, не глядя на Вересня, направилась к стекленной двери, ведущей в офис.

– Имеет значение, – тихо бросил следователь ей в спину. – Имеет значение справедливость, которая должна быть восстановлена. И преступники должны быть наказаны, сколько бы времени не прошло.

– Плевать я хотела на справедливость, – Ванда резко обернулась. – Мне жаль, что с Кэт случилось то, что случилось. Но безопасность моей семьи – превыше всего. Поэтому, повторюсь. Я не знаю никакого Вернера Лоденбаха. И впредь прошу ко мне больше не обращаться.

– Вернер Лоденбах мертв. Собственно, только поэтому я здесь.

Вересень произнес это, не преследуя никаких особенных целей. Но реакция Ванды на вполне будничное сообщение о смерти незнакомого ей человека, изумила его. Предельно собранная, Ванда вдруг обмякла – как если бы из ее тела вынули позвоночник. Плечи ее опустились, а руки безвольно повисли вдоль тела.

– Мертв? Он мертв?

– Застрелен, если быть совсем точным.

– Откуда вам это известно?

– Я принял в производство дело о его гибели.

– Так это произошло здесь, в России?

– Да.

– Что он делал в России?

– Это мы и пытаемся выяснить. Он не связывался с вами?

– Нет, – в глазах Ванды снова возник запоздалый, неизжитой до конца страх. – Нет, что вы! Мы даже не были знакомы толком… Я видела его только раз.

– Вы ведь сказали, что никогда не слышали этого имени.

– Он точно мертв?

– Мертвее и быть не может, – уверил бывшую модель Вересень и вынул из кармана фотографию, привезенную фройляйн комиссар из Франкфурта. – Это он?

Снимок перекочевал в подрагивающие пальцы Ванды.

– Согласен, ракурс не слишком удачный, – начал было следователь, но Ванда перебила его:

– Да. Это он. И Кэт… Надо же! А второй мужчина – кто это?

– Некий Гвидо Россетти. Экс-чемпион по стрельбе и тоже покойник. Никогда о нем не слыхали?

– Нет.

Поймав на себе пристальный взгляд Вересня, Ванда вспыхнула.

– Этого человека я действительно не знаю. И никогда о нем не слышала. Честное слово.

– Я вам верю. Расскажите о Вернере Лоденбахе.

Они снова устроились за столиком на террасе, и теперь Вересень терпеливо ждал, когда Ванда успокоится и сможет заговорить.

– Мы с Катей не были близкими подругами, это правда. В нашем бизнесе быть друзьями невозможно, всегда идет подковёрная борьба за контракты, за лучшие предложения. Каждый – сам за себя и против всех, а это рождает ревность, зависть и интриги. Я тоже не была белой и пушистой, если выдавался случай подставить кого-то – я никогда его не упускала. Или ты будешь иметь всех, или поимеют тебя, согласно этому правилу я и жила.

– А Катя?