Читаем Змея в конверте полностью

Следователь был просто образцовым милиционером: бодрый, подтянутый, крепко сбитый мужчина лет сорока, с небольшими залысинами, очень располагающий к себе. Его помощник – щупленький, рыжеватый и явно младше по возрасту, Оле не понравился. Следователь представился, назвался Алексеем Михайловичем, его помощник Николаем Степановичем.

– Что случилось? – спросил Алексей Михайлович.

Все расступились и он увидел покойника.

– Кто это сделал? – легко поинтересовался следователь.

– Наверно, кто-то посторонний проник в квартиру, – ответил Владик. – Вор, может быть.

– А вы все свои, значит? Кто из вас видел здесь посторонних лиц?

Все молчали.

– Столько народу и не заметили чужого?

Тишина. Он внимательно осмотрел всех присутствующих.

– Значит, это не посторонний. Освободите помещение, нам надо все осмотреть. Квартиру никому не покидать. Он так и сидел? Покойника не трогали? – он подозрительно оглядывал присутствующих.

Дальше все протекало без вмешательства хозяев: скорая помощь уехала, но приехали другие медики. Люди в форме и без, приходили, уходили. Хозяева молча сидели в ожидании своей участи в гостиной. Они впервые испытали на себе, каково это, быть в эпицентре преступления.

Следователь попросил выделить ему помещение, он и его помощник быстро, профессионально еще раз осмотрели место происшествия, надолго задержались у сейфа, прошлись по остальным комнатам, и немного познакомились со всеми обитателями большой квартиры, потом разложили бумаги, начали все записывать. Ольга понаблюдала, как фотографировали покойника и все вокруг, снимали отпечатки, потом Георгия Ивановича уложили на носилки и вынесли из комнаты. Врач назвал ориентировочное время смерти. Где-то час назад или чуть больше…

Алексей Михайлович отправил помощника опрашивать соседей по подъезду, а сам прошел к жильцам большой квартиры, поинтересовался:

– А почему так много народу здесь собралось, отмечали праздник какой-нибудь?

– К сожалению, это наше обычное состояние, – ответила Татьяна.

– В каком смысле, все тут живут, или просто прописаны? Предъявите документы, пожалуйста.

– Живут, но не постоянно, вот сестра в гости приехала с мужем, недели две тут у нас, его мать, Валентина Ивановна, сегодня пришла их навестить. Хотя, конечно, было бы более естественно, если бы они сами навестили ее. – Татьяна Георгиевна задумчиво посмотрела на сестру…

– Да мы и собирались, вот буквально завтра и думали съездить к ней…

– А вы где живете? Валентина Ивановна, я не ошибаюсь, так вас зовут?

– Да, Валентина Ивановна. На другом конце города. Не знаю, чего они тут толкутся в тесноте, я одна в большой пустой квартире… И Олега тут поселили… – старуха говорила с обидой.

– А в самом деле, почему Олег не живет у бабушки? – опять заинтересовалась Татьяна.

– Чем он тебе помешал?

– Честно говоря, мешает. Игорю пришлось освободить свою комнату для него. Получается, Игорь содержит всю ораву, а живет в чулане.

– Как это он содержит? Отец деньги на хозяйство всегда давал… А у нас сейчас стесненные обстоятельства, нет денег, чтобы кормить его у Валентины Ивановны, а у нее самой пенсия маленькая…

Молодой помощник хотел что-то сказать, но Алексей Михайлович остановил его, тихо шепнул: «Погоди, пусть выскажутся»

– Ах вот оно что… Вам так выгодно. У вас всегда стесненные обстоятельства. Всегда приезжаете деньги клянчить у отца. Отец, между прочим, давно уже не выделял на хозяйство. У меня зарплата не больше твоей, всем известно, как платят учителям… и я не понимаю, почему мы должны содержать твоего сына и его приятеля, когда у него есть родители, и есть бабушка в большой квартире? Тратьте поменьше на себя.

– Мы сейчас с Владиком без работы, вот устроимся… Сначала нам надо прописаться, а то без прописки не берут на работу.

– Не поняла, где это прописаться? Здесь?!

– Да, мы решили вернуться сюда. Но, я думаю, сейчас не время это обсуждать!

– Ну так продавайте там свою квартиру, покупайте здесь и прописывайтесь… Или идите к Валентине Ивановне… – Татьяна Георгиевна не могла так сразу остановиться.

– Как ты заговорила! Отца еще не похоронили, а ты уже почувствовала себя хозяйкой, не выйдет!

– Как это не выйдет? Помнится, когда отец предложил мне уйти жить отдельно, ты сама решила уехать отсюда, и отец дал вам деньги на квартиру. Было такое?

– Ну и что? У нас так сложились обстоятельства, квартиру пришлось продать, Владик предложили удачно вложить деньги…

– Ах вот как! Знаю я, как Владик вкладывает деньги, небось уже все потеряли… Это ваши проблемы, решайте их сами, тем более, вы уйдете отсюда не на улицу.

– Я имею такое же право на эту квартиру, как и ты.

– Нет. Отец отдал мне твою расписку. Помнишь, ты писала, что деньги в счет доли своего наследства получила, от всех претензий на эту квартиру отказываешься? Так вот, отец тогда был прав, он мне велел ее сохранить, он так и сказал, «Промотают деньги и явятся снова» Расписку эту я храню.

Софья покрылась красными пятнами. Она явно не ожидала такого отпора от сестры.

– Мы сейчас же уедем, не ожидала я от тебя такого! Родная сестра! Попрекаешь меня Олегом! Прислугу вы можете себе позволить, а на моего сына тебе жалко копейку истратить?

– Лина сиделка, а не прислуга. Вот ее оплачивал отец. То, что она еще и стряпает на всех, так это ее решение, не хотела сидеть без дела, когда отец выгонял ее из комнаты. Ты же знаешь, он не любил спать в присутствии посторонних… Я ей благодарна за помощь. Теперь мы конечно не сможем платить ей, она больше не будет здесь работать, так что, ухаживай за своим сыном и мужем сама. Я, между прочим, работаю! А ты здесь вот уже две недели только гуляешь и спишь, а я после работы вынуждена готовить с Линой ужин! На всякие тряпки у тебя деньги есть, – вспомнила она о недавних покупках Софьи.

– Владик, Олег! Поехали!

Софья вскочила и хотела выйти, но тут следователь ее остановил:

– Прежде чем вы покинете квартиру, расскажите, где вы находились в момент убийства, в какой комнате, кто с кем, чем занимались. А еще было бы лучше, если бы вы потерпели друг друга до окончания расследования, я думаю оно не затянется. Так и нам, и вам было бы удобнее, иначе мне придется вызывать вас к себе для дачи показаний, устраивать очные ставки, а здесь я могу опрашивать сразу всех… Кто последний видел Георгия Ивановича живым?

Все замялись.

– Я, наверное, – нерешительно произнесла Лина, – в четыре. Нет, чуть раньше, часы у него в кабинете стали отбивать когда я уже усадила его. Георгий Иванович меня позвал, чтобы я помогла ему сесть в кресло, потом… ой, вспомнила! К нему зашла Настя и он велел мне идти, приготовить пирог на ужин, а Настя осталась. Значит, Настя последняя.

– Зачем ты к нему заходила? – повернулась Софья Георгиевна к дочери.

– Просто так, узнать, не надо ли чего… – смущенно ответила Настя. – Но я сразу ушла.

– Денег попросить зашла, – вставила Татьяна Георгиевна.

Какая она сегодня агрессивная, раньше за ней этого не замечалось… Никак не успокоится, не понимает, как это неприятно выглядит в такой момент. Настя вспыхнула.

– Во сколько ты была у деда?

– Не знаю… Лина же говорит, в четыре…

– Сколько у него пробыла?

– Сразу ушла, пошла гулять.

– А вернулась во сколько?

– В полшестого, это точно.

– Ну, ориентировочно будем считать: ушла в 16–05, значит Кобзев Георгий Иванович еще был жив. – Он сразу исключил молодую девушку из числа подозреваемых.

– Я вернулась с работы в 16–30, разговаривала с отцом, – вмещалась Татьяна Георгиевна.

– Что он сказал?

– Ворчал, надоели ему все, слишком много народу здесь стало. Ирина слышала, как он возмущался, – вспомнила Татьяна.

– Ясно. А кто обнаружил труп? Софья Георгиевна? Ну, с вас и начнем…

Владлен не дал жене сказать ни слова:

– Мы были у себя, – покосился на Татьяну, – в смысле, в гостиной. Соня дремала, я читал. Олег был в своей комнате с другом Алексеем. Так что у нас у всех алиби.

– С какого времени вы находились у себя? И что, вы вообще не выходили из своей комнаты весь день?

– Совершенно верно, не выходили. Где-то с четырех часов и до тех пор, когда Сонюшка пошла дать лекарство отцу и обнаружила его убитым. А нам отца незачем было убивать. Нам он нужен был живым.

(Интересно, отметила Оля, как он уверенно врет, быстро у него появилось алиби, а заодно и у его жены).

– Нужен?

– Я у него хотел попросить денег на квартиру, – сгоряча ляпнул Владик. – Думали, ему надоест, что тут все толпятся, вот он и раскошелится…

– Совести у вас нет! – вскинулась Татьяна.

– Мы свободны? – Владик на нее и не глянул.

– Вы были в этой же комнате, гостиной, так? Она же близко от кабинета Кобзева. Слышали что-нибудь?

– Нет, все было тихо.

– Во сколько вы понесли лекарство?

– Примерно в пол шестого.

– Значит покойник возможно целый час лежал, и никто этого и не заметил? Теперь, Валентина Ивановна, расскажите, во сколько вы сюда приехали?

– В обед. До четырех в гостиной сидела с ними, – она кивнула на сына и сноху, – Потом выпила лекарство и полежала в комнате Ирины, ее не было дома. Совсем недолго лежала, потом пошла в туалет, тот был занят, – указала она головой на туалет в конце коридора, – пошла в прихожую, в другой. Дверь к деду была открыта, Ирка у него была, обратно шла, дверь к старику закрыта, думаю, раз Ира дома, пойду к Тане. Лежала у нее. Она пришла, сказала лежите, пойду готовить, переоделась и ушла на кухню. Потом я опять пошла в туалет. Не помню во сколько… Там нянька еще целовалась с мужиком каким-то. А, нет, она стояла в дверях со своим хахалем, когда я уж из туалета шла.

– Больше никого в холле не видели?

– Нет.

– Мы свободны? Олег, идем! – Софье не терпелось выйти.

Супруги в сопровождении мосластой старухи вышли. Олег и Алексей тоже поднялись следом.

– Минутку, ребята, задержитесь. – Алексей Михайлович их остановил.

– Вы тоже расскажите где были, что слышали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее