Змеиное гнездо

– Еще ходишь сюда пострелять?

– Ага. – Уайатт аккуратно закрывает футляр. – Эрл не возражает, и несложно прийти, когда здесь не занято ополчением, и…

– Стоп. Что? Ополчение? Серьезно? Я думал, это только разговоры. Они реально собрали ополчение?

– Ага. Благодаря Брэндону. – Уайатт закатывает глаза. – Расовая священная война. Он хочет, чтобы мы были готовы. В смысле, не знаю, ополчение они технически или кто, но сами себя зовут Белой американской милицией.

– БАМ?

Уайатт хихикает.

– Ага. Появились в прошлом году. Ходят сюда пару раз в неделю на стрельбы, проводят учения в лесу. Всякая такая фигня. Мне в любом случае не нравится стрелять рядом с кем-нибудь из паствы. Это либо реднеки[70], которые фигачат, как из шланга, либо пушкодроты. В смысле, я тоже люблю пушки и все такое, но мне бы хотелось попадать, а не рассказывать, зачем нужен такой-то прицел, но половина из тех, кто тебе все уши прожужжит про оружие, сами стрелять ни хрена не умеют.

Оба смеются. Вскоре после того как Джессап перестал ходить в церковь, из Арканзаса переехала одна пара, и Уайатт рассказывал о муже: хвастается, что у него больше сорока стволов, и из всех сорока стрелять он не умеет одинаково.

Уайатт закрывает футляр, ставит на полку в одной из кабинок.

– Просто гуляешь?

– Ага. Хочу башку проветрить.

– Нужна компания?

Джессап колеблется. Отчасти нужна. Он знает Уайатта всю свою жизнь. Если кому-то и можно пожаловаться на Брэндона, на Эрла, даже на Дэвида Джона, то это Уайатту. Но хоть Уайатт присутствовал на вечеринке, знает о Диан, знает все о жизни Джессапа, был его лучшим другом с детского сада, Джессап не может рассказать о тех пяти минутах на дороге, заносе пикапа, теле Корсона на земле. Не может. Правда же?

– Нет, – говорит он. – Но спасибо. Я в порядке. Брэндон и Эрл устроили какой-то цирк. Думают, все будут искать козла отпущения, а я со своей семейной историей легкая мишень, так что они хотят, цитируя Брэндона, «контролировать информационные потоки».

– Да. Он хитрожопый. – Уайатт серьезно смотрит на Джессапа. – Но он не ошибается насчет информационных потоков. Он в этом рубит. Доверять ему нельзя, но у него есть тузы в рукаве. Это новый мир, и мы вернем свое по праву. Мне много чего не нравится в Брэндоне, но он доведет нас, куда нужно. Сейчас наше время. Мы вернем себе страну.

Джессап старается не показать удивления. Уайатт всегда поддерживал приколы над Брэндоном, но теперь ушел в религию с головой. С другой стороны, хотя и было время (по крайней мере, в прошлые год-два), когда он вроде бы отстранился, он все же ходил в церковь каждое воскресенье. Джессап нехотя признает, что Уайатт – истинный верующий. И верит не просто в Иисуса и спасение, а в Благословенную церковь Белой Америки. И все-таки Джессап не ожидал такого пыла. Он теряется.

– Это звездный час движения. Но не парься. Сам увидишь, – продолжает Уайатт. – Ты выберешься целехоньким. Я тебя прикрываю, брат.

Джессап кивает, снова углубляется в лес.

Эмодзи

Идет назад, потом налево, поднимается на пригорок и останавливается перед прудом. По меркам прудов этот не ахти какой, нет и пятнадцати футов в поперечнике, но достаточно большой, чтобы летом в нем купались дети, и на удивление глубокий; Эрл построил небольшой причал с доской для прыжков. Джессап поднимается на него. Ветра нет, гладь неподвижна. Так мирно. Фотографиям не передать, но в деревьях вокруг пруда, в высокой траве вдоль кромки воды, в пятнах снега тут и там чувствуется своя особая красота. Он бы не прочь побывать здесь с Диан в теплый денек – вдвоем, в купальных костюмах.

Морщится. Приводить сюда Диан?

Достает телефон.

не спишь?

Пялится в экран. Силой мысли призывает облачко ответа, но ничего нет. Убирает в карман. Видит на углу причала камешек, берет, катает по ладони. Удобный и плоский. Хороший вес. Зажимает большим и указательным пальцами, мечет над водой, смотрит, как он отскакивает раз, два, три раза, четыре, прежде чем попасть в болтанку и ножом уйти под воду.

Телефон жужжит.

Диан: ага. Не спится. такая злая

Джессап: прости

Диан: не на тебя. На папу

Джессап: а

Диан: он правда тебе сказал, что больше нельзя со мной встречаться?

Джессап: да.

Диан:

…

Диан: …

Диан: вчера, когда он вернулся, я разругалась с ним и мамой. такой гад!

Джессап: что ты сказала?

Диан: сказала что люблю тебя

От этих слов тело Джессапа поет, по нему пробегает электрический разряд. Хочется это выкрикнуть, подтвердить, объявить всему миру, хочется обнять ее, и целовать, и шептать в ушко. Довольствуется тем, что набирает ответ.

я тоже тебя люблю

Она отвечает эмодзи-сердечком, потом поцелуями, и не успевает он ответить, как пишет опять:

ты где?

Джессапу не хочется говорить. Только не правду. Как здесь скажешь правду? Спрашивает в ответ сам: