– Танцевать, – засмеялась я. – Как в индийском кино.
И завихляла бедрами в подобие восточного танца. Ах нет, в Индии танцуют руками. Сейчас продемонстрирую.
Зубослав глядел на меня со странным видом. Глаза у него сделались совершенно стеклянными.
– Эй, ты чего?
– Ты очень красивая, Лель.
– Да ну тебя, – я сняла с себя все украшения и сгребла их в шкатулку. – Это не я красивая. Это тебя блеск драгоценных камней ослепил.
– Нет. Ты, – и он быстрым броском черного хвоста обвил мою талию и притянул меня к себе.
От неожиданности я взвизгнула и выставила ладони, пытаясь сохранить дистанцию между нами. Уперлась руками в его грудь, ощущая громкий стук сердца. Да что это с ним такое?
– Леля… – хрипло пробормотал этот балбес, глядя на мои губы почерневшими глазами, и до меня дошло. Да он же… на меня как на женщину смотрит! Как на желанную женщину!
Вопреки рассудку, мне это ужасно понравилось. Даже Пашка так никогда на меня не смотрел. Вообще, если честно, никто и ни разу не смотрел.
А Зубослав дышал тяжело, и жар его тела ощущался под ладонями даже сквозь ткань рубашки, и хвост обвил мои ноги… ровно в четыре кольца. А еще вдруг разом вспомнилось, как он меня на свадьбе поцеловал – до головокружения и подломившихся колен.
Наверное, это наша истинная парность так действует, но я вдруг очень захотела, чтобы он снова меня поцеловал так же сладко и медленно.
Ошиблась.
Этот поцелуй был совсем другим: жадным, нетерпеливым, таким… собственническим. Он не дал мне даже вздохнуть, обрушившись на мои губы настоящим торнадо. Его язык взял крепость без боя – я сама позволила. Более того, восторженно приветствовала его вторжение. Вцепилась пальцами в плечи, прижалась всем телом, прогнулась, притираясь бедрами к крепкому… хвосту, мать его! К чешуйчатому твердому хвосту!
Блин, так нечестно!
А руки Зубослава уже неведомым мне образом расстегнули верхние пуговки на блузке. Меня охватила паника. Что делать? Бить прямо по морде или по-хорошему сначала попробовать?
– А я тебе говорила, Василиса, что у них любовь, а ты мне не верила, – раздалось скрежетание из дверей. – Вона как лобызаются, покрова ночи не дождавшись. Эх, молодость!
Очень неохотно Зубослав выпустил меня из своих объятий и ослабил кольца хвоста.
– Мы стучались! – быстро сказала младшая бабуська, пятясь. – Долго!
– Три раза, – уточнила Пелагия.
Вид у Зубослава был страшно недовольный. А я родственницам даже обрадовалась.
– Чаю хотите? У нас еще тарталетки остались и канапе. Все равно пропадут скоро…
– Почему пропадут? – удивилась любопытная Василиса. – У вас сохранного шкафа, что ли, нету?
– Есть, но старый, – процедил сквозь зубы Славик. – Давно руну не обновляли.
– Так обнови, ты что, неграмотный, али силушкой обделен? Вроде бы среди Полозов никогда не было пустышек.
– Грамотный и не обделен, – прошипел супруг. – Руки пока не дошли.
– Ставь, внучка, самовар, да варенье с медом доставай. А то страх как горько нам тебя тут оставлять.
– А вот этого не надо, – с угрозой предупредил Зубовлав. – Свадьба кончилась, не вздумайте даже!
– Да поняла я, поняла. Тебе повод не нужон. Что, внученька, замучил тебя змей проклятый? Им только дозволь, так вовсе из спальни не выпустят…
– Наши с Зубославом личные дела я обсуждать ни с кем не намерена, – твердо оборвала ее я. – Слав, сделаешь нам чаю? А мы, пожалуй, в саду посидим. Погода отличная, чего зря под крышей торчать?
Угадала. Бабульки разом заулыбались и с явным удовольствием вышли во двор. Сели на лавочку, что не так давно тут поставили, и на меня уставились. А я стояла как дура и их разглядывала.
Одеты берегини были гораздо практичнее змеев. Простые светлые платья, кружевные воротнички, добротные ботинки на шнуровке. Цветные волосы заплетены в косы, прикрыты тонкими платками. А глаза у них молодые совсем, внимательные.
– Ну, рассказывай про Варвару, – приказала Пелагия. – Как там дочка-то моя бедовая в Яви жила?
– Нормально жила, – пожала я плечами. – Трех мужей схоронила. Четырех сыновей и дочь родила. Но я, кроме мамы, ее детей не знала. Они вроде как разъехались по всему свету.
– А жила-то хорошо? Славно жила?
– Когда я родилась, бабушка уже на пенсии была. А до этого на заводе работала, начальницей какой-то. Не любила она об этом рассказывать. Как все жила, не бедно и не богато. Меня любила очень, называла своей наследницей. Вот, – я вытащила из-за ворота свой кулон. – Подарила мне на десятилетие.
К удивлению, берегинь жемчужина не заинтересовала.
– Солнышко, а почему у тебя в ухе три сережки? – вот какой вопрос больше тревожил Пелагию.
– Для красоты и самовыражения, – честно сказала я.
– Молодежь, – вздохнула Василиса. – Понаделают дырок во всем теле, а потом удивляются, что силы утекают в никуда. Дар у тебя какой, Аленушка?
– Никакого.
– Быть такого не может. Ты же берегиня, по волосам понятно с первого взгляда. Розовый – цвет весны и жизни.
– Крашеные волосы у меня, – покаялась я.
– Уже нет. Теперь навсегда такое будет. Цвет ты верно выбрала, почуяла в себе силу.
Я промолчала, совершенно им не веря.
– А путь ты какой себе избрала? Чему обучалась? Грамотна ли?