Значимые фигуры

Для современного глаза все написанное выглядит мистической чепухой. Но Ньютон торил новые пути и понятия не имел, куда они могут привести. Данный конкретный путь оказался тупиковым. В заметках к лекции, которую он так и не прочел[16], экономист Джон Мэйнард Кейнс называет Ньютона «последним волшебником… последним чудо-ребенком, которому Волхвы могли бы принести искренние и уместные дары». Сегодня мы по большей части не обращаем на мистические интересы и занятия Ньютона никакого внимания и помним его только за научные и математические достижения. Но тем самым мы упускаем из виду многое из того, что двигало этим замечательным разумом. До Ньютона человеческие представления о природе были тесно переплетены со сверхъестественным. После Ньютона мы, уже осознанно, пришли к признанию того факта, что Вселенной управляют глубокие закономерности, которые можно выразить средствами математики. Ньютон и сам был переходной фигурой: одной ногой он стоял в одном мире, другой – в ином; он вел человечество от мистицизма к рациональности.

8. Наш общий учитель

Леонард Эйлер

^{Леонард Эйлер}

Родился: Базель, Швейцария, 15 апреля 1707 г. Умер

: Санкт-Петербург, Россия, 18 сентября 1783 г.

Сегодня Леонарда Эйлера можно, вероятно, считать самым значительным математиком, практически неизвестным широкой публике. Но при жизни его репутация была столь высока, что в 1760 г., во время Семилетней войны, когда русские войска разрушили ферму Эйлера в Шарлоттенбурге, генерал Иван Салтыков немедленно возместил ему ущерб. Российская императрица Елизавета добавила к этому еще 4000 рублей – громадную сумму по тем временам. И это был еще не конец истории. Эйлер был членом Санкт-Петербургской академии наук с 1726 г. и до тех пор, пока в 1741 г. он, обеспокоенный ухудшением политического состояния России, не уехал в Берлин. В 1766 г. он вернулся, выговорив жалование в 3000 рублей в год для себя, щедрую пенсию для своей супруги и обещание прибыльных должностей в будущем для сыновей.

Однако жизнь его ни в коем случае не была усыпана розами. В 1738 г. Эйлер ослеп на правый глаз и после этого всю жизнь страдал плохим зрением; позже на левом глазу у него развилась катаракта, и он почти полностью потерял зрение. Однако он был счастливым обладателем поразительной памяти; он мог продекламировать на память целиком поэму Вергилия «Энеида», в которой при желании для любой страницы называл первую и последнюю строки. Однажды, не в силах заснуть, Эйлер решил, что традиционный способ – считать овец – слишком тривиален, и коротал время за вычислением шестых степеней всех чисел до 100. Несколькими днями позже он все еще помнил их все. Его сыновья Иоганн и Кристоф часто выступали для отца в роли писцов; то же делали члены Академии Вольфганг Краффт и Андерс Лекселл. Помогал в этом также муж одной из внучек Эйлера Николай Фусс, который в 1776 г. стал его официальным помощником. Все эти люди имели хорошую математическую подготовку, и Эйлер обсуждал с ними свои идеи. Такая организация работы оказалась столь успешной, что и без того чудесная плодовитость Эйлера значительно повысилась после того, как он потерял зрение.

Буквально ничто не могло помешать работе Эйлера. В 1740-е гг. в Берлинской академии он брал на себя громадное количество административных дел, заведовал ботаническими садами и обсерваторией, нанимал работников, управлял финансами и разбирался с публикациями карт и календарей. Он выступал в роли консультанта при короле Пруссии Фридрихе Великом по вопросу усовершенствования канала Финлоу и гидравлической системы в королевском летнем дворце Сан-Суси. Королю работа Эйлера не понравилась. «Я хотел иметь большой фонтан в своем саду: Эйлер рассчитал силу колес, необходимых для подъема воды в резервуар, из которого она спускалась бы обратно по каналам и вырывалась в конечном итоге струей в Сан-Суси. Моя ветряная мельница была построена по всем правилам геометрии и не смогла поднять хотя бы глоток воды ближе чем на пятьдесят метров к резервуару. Суета сует! Суета геометрии!»[17]