Значит, война!

– А! – мой крик утонул в темноте ночи, где на сотни километров не было ни души. Я пыталась сдерживать в себе это порочное, неправильное чувство, кусала нижнюю губу до крови, превращая её в лохмотья.

Его член как бурильный инструмент ритмично врывался в меня, доходя до матки, надавливая на нее, и выходя обратно. Он заполнял меня своими семенем до отказа, сперма стекала по моим бедрам и ногам в кроссовки.

Толчок. Толчок. Еще толчок. Сотня толчков, выбивающих из груди жизнь, превращающих меня в его вещь. Он знал, что делать, чтобы мне было невыносимо больно. Кукловод четко дергающий за нужные ниточки.

– Сучка… – шипит мне на ухо. – Не прощу тебя никогда, дрянь. Завтра же сделаешь аборт. Не хочу даже думать, что у тебя будет выродок от него…

Из гортани вырывается булькающий звук. Мольба застревает во мне. Все бесполезно. Он не знает жалости. Ничто не проймет его. Он не разрешит мне оставить ребенка…

Марко кончает в меня, заполняя спермой. Я чувствую, как она стекает по внутренней части бедра. Горячий фонтан семени смывает последнюю невидимую преграду, и я кончаю вместе с Римлянином, позорно содрогаясь от удовольствия.

После пробежки всё моё тело невыносимо болит, конечности занемели, я просто не могу им управлять. Этим Марко пользуется, с лёгкостью поворачивает меня так, чтобы ему было пользоваться мной. Усаживает попой на горячий капот автомобиля, широко раздвигая ноги.

Я оказываюсь абсолютно голая, распятая на машине. Вся в его власти. Возбуждающе.

После оргазма тело ещё немного сотрясается, у меня хватает сил только смотреть на Марко снизу вверх. Скоро это будет моя привычная позиция. Быть снизу. Под ним. Влажная и готовая. Не нужно даже силой брать.

Эта мысль угнетает и распаляет. Рядом с Римлянином я всегда словно между Раем и Адом, разрываюсь меж хорошим и плохим, возношусь и погибаю… Марко раздирает меня на части, меня к нему тянет, но нужно бежать. Я жажду любви, а он дарит лишь унижение. Луккезе не способен любить.

Римлянин проводит ладонью по внутренней части бедра, размазывая сперму, помечая. Он расписывается на мне, оставляет свои инициалы. Готова проглотить язык от удовольствия, давлюсь рвущимися наружу стонами.

– Позволь мне оставить ребёнка. – прошу его. Наверное, стоило подождать подходящей минуты, но я не в силах думать ни о чём, кроме жизни моего малыша. – Я на всё согласна ради него.

В глубине разноцветных глаз мелькает нечто страшное. Марко сдавливает мои лодыжки и вместо ответа врывается в меня, насаживая меня на свой член как на раскаленную пику. Он разрывает меня, пронзает и причиняет приятную боль, которую может доставить только мужчина женщине.

– А! – я не могла сдержаться. Контраст чувств заставлял меня снова заплакать. – Я умоляю тебя, Марко. Я буду делать всё, что ты захочешь, любое твоё желание… только позволь мне оставить ребёнка. Он не доставит тебе хлопот. Ты…

– Заткнись. – процедил он сквозь зубы, не позволяя и слова больше вставить. Он неумолимо драл меня посреди дороги.

Марко.

Некоторое время назад.

Голова раскалывалась после насыщенной ночи. Хотелось залить жажду холодным вином и снова погрузиться в сон. Визит отца был очень не кстати.

Папа брезгливо откинул в сторону маленькие кружевные трусики, принадлежащие одной из нимфеток в моей комнате, после чего грациозно сел на диван, рассматривая меня с осуждением. Вид у меня был потрёпанный.

– Чем обязан? – не могу сказать, что я был рад видеть родителя в такое время.

– Мне нужно поговорить с тобой один на один без свидетелей. – судя по его виду разговор будет носить официальный характер.

– Без проблем. – пожимаю плечами и возвращаюсь в спальню. – Подъём девочки, Вам пора проваливать из моего дома!

Несколько голых попок подскакивают на месте и начинают кружить вокруг своей оси, периодически врезаясь в друг друга. Они напоминают мне куриц с отрубленными головами. Бессмысленные создания.

Я выгоняю их на улицу практически в чём мать родила. Не стоит надеяться на хорошее отношение, если тебя сняли на одну ночь.

– Готово. Никто не помешает тебе. – смеюсь, рассматривая недовольное лицо родителя. Иногда отец напоминает мне старика. Ханжа.

– Когда ты станешь серьёзнее? – интересуется он больше для проформы. – Ладно, не буду отнимать у тебя время от важных дел, перейду сразу к сути. Уверен, что ты помнишь наших русских друзей.

Нутро неприятно сжалось. Я хорошо помнил, как выразился отец, русских друзей. Особенно одну маленькую пигалицу.

– И? – пришлось плотно сжать челюсти, чтобы скрыть охватившее волнение.

– Отец прекрасного семейства сильно задолжал и умудрился наделать долгов…

– Ты и без меня можешь разобраться с рогоносцем и покрыть его долги, чтобы твоя Марго могла и дальше греть твою постель. – После знакомства с Лили я смирился с романом отца.