Знай, что я люблю тебя

Сердце стучало в груди, словно мина, готовая взорваться. Аза прекрасно понимала, что худший враг сейчас — ее собственные нервы. Она пыталась думать о чем-нибудь приятном. О сыне, о матери. Вспоминала прекрасную набережную Малекон в Гаване и скользящие по ней старинные автомобили, которые казались миражами. Ветер пустыни отдаленно напоминал карибский бриз, разбивающий о камни набережной могучие волны, что осыпаются алмазной пылью. Вспоминала день своей свадьбы. Ей было трудно дышать, но она постепенно успокаивалась — счастливые воспоминания заглушали голоса ненавистных солдат, уверенных, что она мертва. В какой-то момент она все же услышала Лемесье, который по-французски переговаривался с сопровождавшими его наемниками, то и дело прерывая свою речь проклятиями на испанском. Он полагал, что поиски бессмысленны, так как не сомневался, что его выстрел настиг жертву. Мужчины бранились не переставая, обвиняли друг друга в том, что не могут найти труп африканки. Они подошли так близко, что она слышала их ругань и тяжелое дыхание. Громче всех негодовал Лемесье, обещавший, что свернет своим приспешникам шеи. Аза боялась, что ее выдаст грохот собственного сердца. Она старалась дышать как можно медленнее и глубже. Раскаленные сухие песчинки по одной проваливались сквозь ткань, прикрывающую лицо. Африканка все яснее сознавала, что долго так не продержится, но, как ни странно, это ее не пугало — она предпочла бы быть заживо погребенной в песке, чем снова попасть в лапы к своим мучителям.

Каждый раз, когда голос Лемесье раздавался рядом, она напрягалась всем телом и до боли сжимала зубы. Вот он прозвучал совсем близко, и ей почудилось — еще миг, и на нее наступят. Потом голоса вроде бы удалились, но через минуту донеслись снова. Люди Лемесье кружили, как стая голодных волков, примерно в том месте, где, как они видели, упала женщина. Лежа в жарком песке, она холодела от ужаса, слыша, как грызутся между собой наемники. Аза прекрасно знала эту породу — такие за одно неосторожно брошенное слово, показавшееся оскорбительным, готовы поубивать друг друга. Но громче всех, до хрипоты, орал легионер, проклиная своих людей. Между тем, ветер играл на стороне Азы. Он не только стер ее следы, но и успел намести на том месте, где она лежала, кучу песка, ничем не отличающуюся от сотен таких же вокруг, совершенно скрыв очертания тела затаившейся женщины.

Когда Аза убедилась, что голоса удалились и больше не приближаются, она начала прикидывать свои шансы на выживание. Уже десять часов во рту не было ни капли воды, и это усугубляло тяжесть положения. Кроме того, во время бешеного бега, спасаясь от пуль наемников, она усиленно потела, неумолимо теряя ценнейшую для тела влагу. Несмотря на сильный ветер, песок под жгучими солнечными лучами раскалялся все больше. Любой африканец прекрасно знает, что значит остаться без воды посреди пустыни. Можно умереть от обезвоживания — страшная смерть. Постепенно в душу закрались сомнения. Еще неизвестно, что хуже — быстрая гибель от пули или долгая и мучительная агония. Ее сковало ужасом, она не знала, на что решиться. Если эти люди уедут, забрав обе машины, одной ей здесь не выжить. Аза вспомнила глиняный тазик с затхлой водой, которой мучители поили их в заключении. При первых звуках мерзких голосов своих преследователей она поклялась себе, что перенесет самые страшные муки, умрет от жажды, но больше не дастся им в руки. Рот пересох и был полон песка, но, несмотря ни на что, она заставляла себя собраться с духом. Женщина закрыла глаза и представила себя рядом с сыном в палаточном лагере — в одной из jaima,где жила ее семья. Из последних сил она старалась отвлечься от мыслей о том аде, который окружал ее со всех сторон, и ей это удалось — через какое-то время сердце начало биться почти в нормальном ритме.