«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Я думаю, однако, что эта исповедь могла быть изложена иначе, если учесть духовное состояние Бальфура: "Я, могучий конь, думал следовать за двумя осликами". Я дерзаю писать это из-за убеждения, что бурная жизнь Бальфура, не исключено, обусловлена его самооценкой как человека, обладающего многими дарованиями, умственными способностями и знаниями рассудочного западного богословия. Строя карьеру, он был не в состоянии следовать двум смиренным монахам-афонцам в "духе" исихастской традиции, хотя и любил исихазм. Сравнивая "благородных" и образованных людей, которых он встретил в Афинах, с подвижниками Святой Горы, он, естественно, отдал предпочтение первым. Так, ощущение умственного "богатства" воспрепятствовало ему смиренно принять мудрые, искусные и богооткровенные советы святого Силуана и старца Софрония.

Бальфур был незаурядным человеком. Он обладал исключительными умственными способностями, о чем свидетельствуют его писания и то, как относился к нему старец Софроний. Он был человек "рассудочный и даже иногда слишком критически настроенный", по наблюдению старца Софрония. Как-то старец писал Бальфуру: "Трудно быть наставником и для простого, непытливого, доверчивого человека, но какой несравненно более тяжкий труд быть советником человека образованного, с высокоразвитым интеллектом"[403]. Потому старец был вынужден излагать свои взгляды на многие современные темы, как, например, современные философские и богословские течения, распространенные в Европе, о французском философе Огюсте Конте, о Шлейермахере, о Льве Толстом, о мистиках, теософах, неоплатониках, буддистах и т. д.

[404] Бальфур стремился к достижению высоких духовных состояний; интересовал его вопрос, который он задал пустыннику Феодосию на Карулии: "Что нужно разуметь под понятием "сердце""; какое-то время его единым желанием было достичь истинной молитвы. Однако он ошибочно рассматривал вопросы духовной жизни со схоластических позиций, воображая и мудрствуя о них, так что старец Софроний ему написал: "Боюсь, что это все больше по догадкам ума Вашего, а не по благодатному просвещению происходит"[405]. И поскольку Бальфур жил таким образом, старец Софроний как бы сдерживал его: "Уже не является необходимым посещение Вас Божественною благодатию, так как Вы и без того научаетесь пониманию закона духовного, Божиего; остается только действовать согласно тому, чему научаетесь"[406]

.

Однако после горького опыта духовного падения он стал, через покаяние, воспринимать вещи по-другому: он был "неблагоразумным осленком", а два старца — "могучими конями". Наконец Бальфур совлекся своего рассудочного "богатства". Этому способствовал и старец Софроний: после падения Бальфура, в годы его безбожия, он молитвой и любовью сделал все, чтобы привести Бальфура к покаянию и в лоно православной традиции.

Наконец, эта книга отчетливо проводит черту различия между православным безмолвием и схоластикой. Православное безмолвие — это распятие ветхого человека и апофатический путь к катафатической встрече с Богом, тогда как схоластика — это жизнь без распятия, поскольку она опирается на рассудочный анализ, человеческую логику и иногда на воображение и фантазии.

В этом плане переписка между старцем Софронием и Бальфуром похожа на диалог между святым Григорием Паламой и Варлаамом в XIV веке. Действительно, существует большое сходство. Можно проследить, как вопросы православной веры в той или иной форме становятся актуальными в определенные исторические моменты жизни Церкви с разной остротой.

Старец Софроний в самом деле был великой выдающейся личностью, аскетом, исихастом и богословом, великим отцом Церкви нашего времени, занимающимся православным богословием, тем, кто истинно жил Православие, опираясь на истинное богословие. Но и Бальфур был незаурядной фигурой с выдающимися умственными способностями, высокими устремлениями: его не оставляла смертная память, ему было дано встретить святых людей. Хотя он и не мог воспарить за двумя духовными орлами в их совершенстве на пути ко Кресту и Воскресению, но все-таки конец своей жизни он прожил в глубоком покаянии.

Если преподобный Силуан и старец Софроний были распяты с Христом, то Бальфур был распят с разбойником одесную Христа, который сказал: "Помяни мя, Господи". Он искал любви Божией; и уповаем, что он достиг своего спасения. Бальфур долго жил, многое испытал, дойдя до безбожия, но не отверг Православной Церкви и в конце жизни, через послушание старцу, принес покаяние, искренность которого проявилась в том, что он, в послушание старцу Софронию, отвечал молчанием на возводимую на него жестокую клевету, безосновательно приписавшую ему весьма многое.

Как видно из переписки, любовь старца Софрония не оставляла Бальфура как до падения, так и после. К тому же старец писал ему в своем письме:

Обещаю Вам молиться за Вас до гроба, а если дарует такую благодать мне, окаянному, Господь, то и по смерти своей буду молиться за Вас, как за самую дорогую, родную мне душу[407].