Все сие свидетельствует как о великом достоинстве человека, который живет в умном безмолвии — он способен наставлять, со-распинаться, любить, искренне готов всегда помочь, — так и о ценности истинного покаяния, которое может распять и спасти человека.
Профессор богословского факультета университета Аристотеля в Салониках, член-корреспондент Афинской академии господин Антониос-Эмилиос Тахиаос после прочтения предыдущего текста, опубликованного первоначально в газете митрополии "Экклизиастики паремваси" ("Церковное выступление"), прислал мне интересное письмо от 28.12.2004, в котором он пишет о Давиде-Димитрии Бальфуре и о старце Софронии.
Привожу его здесь для полноты образа Давида Бальфура.
"Преосвященнейший,
с великим, как всегда, интересом прочел я ноябрьский выпуск "Выступления", который я считаю одним из самых значительных и приличных церковных журналов…
… Двух людей, о которых вы говорите, преподобной жизни о. Софрония и Д. Бальфура знал и составитель этого письма. С о. Софронием мне посчастливилось познакомиться в 1954 году в пригороде Парижа, где он жил в старом замке, и я посещал его, ради духовной поддержки и "благочестивой беседы", что всегда было незабываемо. О Бальфуре, столь опороченном греческой "левой" (и не только!) прессой, я много слышал в 1952 году в бельгийском монастыре бенедиктинцев Chevetogne… Он был монахом в этом монастыре, который в конце 1920-х годов находился в Amay sur Meuse в Бельгии. Давид Бальфур учился в Риме и был блестящим литургистом. Прекрасно владея русским языком, он посетил монастырь Chevetogne, где активно занимались изучением литургического богатства Православной Церкви, конечно, не имея в виду перейти в Православие. Как результат погружения в православную литургическую жизнь, три знаменитых римо-католических монаха приняли Православие, Lev Gilet, David Balfour и Alexis van der Mensbrughe. Это событие привело в негодование Ватикан, который резко отреагировал и подверг наказанию игумена монастыря о. Lambert Beaudouin. Дальнейшая жизнь Бальфура известна: он прибыл на Афон, где жил как отшельник-аскет, и затем переехал в Афины. Хотя афонское подвижничество привлекало его, но такой образ жизни был не по силам обращенному в Православие и глубоко образованному в богословии западному клирику. Возможно, если бы он жил в общежительном монастыре, его дальнейшая жизнь могла быть другой. Следует учесть, каков был уровень образования святогорских отцов того времени: за исключением о. Софрония и о. Герасима Менагия из Швейцарии (он был химиком), невозможно было найти собеседника, сведущего в богословских вопросах. Бальфур, прибыв на Афон, не был готов к тому, чтобы монашествовать там. Его привел туда, видимо, безрассудный энтузиазм. Он не смог, как вы видите, последовать совету о. Силуана. К тому же нужно принять во внимание, насколько далеко находился в то время западный мир от греческого Православия.