Знаю только я

— Я не могу с ним работать. Он предлагает мне помесь Моцарта с Пушкиным. Ну это же не мое. Я не могу разговаривать в верхнем регистре, вот так… Правильно говорят актеры (ребята мои некоторые посмотрели): «Лев должен рычать, а не блеять». «Нет концепции», — говорит Аникст[154]. Я с ним согласен. Ни одна сцена, ни одна линия не рещёна. Более-менее угадывается линия матери, которая сначала счастлива, а потом боится это счастье потерять… Он абсолютно нас не ценит. Мы ему, мы — не нужны. Этого не было раньше — или было не в такой степени… У него нет влюбленности в своих артистов, а без этого ничего не получится.

10 декабря

Высоцкий:

— Ты еще лучше стал репетировать Кузькина. Ты повзрослел. Только покраситься нужно обязательно, а то мальчишкой выглядишь.

И я вечером же вчера, идя на репетицию, завернул в парикмахерскую и вышел оттуда черный, как жук навозный.

Шеф:

— Ты чего сделал с собой? Опять кино?

— Что вы, для Кузькина исключительно.

— Ну да?! Солома была лучше.

Вот так, не угодишь. Конечно, я очень черен, это не мой цвет, но, может, высветлюсь еще…

1972

1 января

После спектакля за нами заехали Володя с Мариной, застали врасплох нас. Ну ничего, обошлось. По-студенчески наставили закусок, икры банку… Славно посидели, потрепались. Марина была в своем знаменитом красном костюме, заглазно описанном мной в «Таньке, любовниках и менестрелях». Она видела «Живого» — восторги полные, комплименты. «Сидела, — говорит Володя, — и плакала. Когда у тебя из мешка капало — обратный эффект. Валерий, ты делаешь вещи невероятные… Ты сам не знаешь, как ты в следующую минуту будешь играть… Раньше была работа артиста, хорошая, но работа артиста… Сейчас артиста нет. Есть русский мужик, тип, Кузькин…»

Включил магнитофон, поставил «Не одна во поле…». Марина попросила подарить ей эту пленку, показать в Париже… композитору знаменитому… Она сама готовится петь… «Вот так он и пел, этот Яшка…» — сказал Володя. Понравилось им очень мое пение. Я, конечно, отдал эту пленку с гордостью и счастьем. Наутро жена упрекнула, не преминула занозу под шкурку пустить: «Как ты быстро согласился отдать пленку, даже подумать не успел…» А чего мне думать? Пусть слушают французы, как поет русский мужик.

6 января

О «Живом».

«Живой» снова улегся на полку. Все материалы — «Новый мир», пьеса, роль — все перекочевали опять в секретер. Но странно — я не переживаю, я был готов к этому с самого того дня, когда объявили возобновление. 2 декабря это случилось, а 3 января снова приехала банда во главе с Фурцевой. Ответственнейший и сложнейший день мы прожили 3 января. Утренний спектакль «10 дней» играли, гнали, как из ружья. Закончили без 5 минут 14 часов. А в 14.30 начался прогон «Живого» для 20 человек. «Ты, Валерий, играл сегодня прекрасно… и вообще артисты молодцы — проявили мужество, выдержку… я понимаю, что значит играть в таких условиях». После спектакля состоялось обсуждение в кабинете шефа. Все дамы МК и Управление говорили категорически «против», хоронили заживо, и «не нужно было возвращаться к этому порочному произведению…» и т. д. Кто-то сказал, что это ерничество над святыми темами, над тем трудным, сложнейшим послевоенным периодом, который народ наш так мужественно перенес. Все говорили то же, что и в 1969 году. Всего три человека были новые. В их числе новый начальник Управления Похаржевский, который хуже всех говорил. Но той истерики, той злобы, того крика, который долетает до моих ушей из 1969 года, и в помине не было. Интересно, что труппа по одному человечку робко стала стекаться к этой амбразуре и всю ее закрыла. Потом Ду-пак стал суетиться и прогнал нас. Но это, по-видимому, оказало психологическое действие…

Все это кончилось выступлением министра довольно примиряющим…. Сказала она и про присутствующего Высоцкого: «Слушала пленку… много такого, от чего уши вянут, но есть и прекрасные песни… «Штрафные батальоны»… и еще что-то…» А из-за «Штрафных батальонов» с него шкуру сдирали…

Прощаясь, мило улыбалась нам и два раза руку пожала… Я ей сразу выпалил:

— Екатерина Ал., так ведь у меня медаль «За освоение целинно-залежных земель» и отец — председатель колхоза тех времен… так что я эти времена хорошо знаю…

— Так вот вы и покажите нам сегодняшнего, современного Кузькина…