Знак белой лилии

– Ты же сам говорил, что любовь, сердцу не прикажешь, все тому подобное, – сказала она.

Морису совсем не понравился тон, которым она произнесла эту фразу, так и слышался подтекст – типа слов «всякая дребедень», поэтому он сухо ответил:

– Да, я говорил, что к человеку может прийти настоящая любовь, с которой трудно справиться.

– И надо ли? Ты это имел в виду?

– Я не знаю, – признался он, – у кого-то на самом деле может быть любовь, а кому-то просто так покажется.

– Я склонна с тобой согласиться, – ответила она, откладывая вилку.

– Что, невкусно? – спросил Морис.

– Вкусно. Просто я устала.

– Охотно верю, – сухо проговорил он, – ведь вас дома с утра не было.

Она проигнорировала его намек, вернувшись к теме общения с первым мужем убитой Андриевской.

– Можно сказать, что разговор с Горчаковским скорее опроверг мою версию, чем подтвердил ее.

– Почему вы так уверены, что жертва изменяла мужу? – сердито спросил Морис.

– Я не то чтобы уверена, – улыбнулась она, глядя в его сверкающие льдом глаза, – я просто разрабатываю свою версию.

– Свою версию? – уточнил он. – Она у вас одна?

– Сейчас одна.

– Разве кто-то что-то подтвердил?

– Пока не очень. Но давай отложим разговор на потом.

– Как вам угодно, – ответил он, поднялся из-за стола и стал складывать грязную посуду в мойку.

– Я помогу тебе, – сказала она.

– Не надо. Я вижу, что вы так устали, что еле держитесь на ногах. Отдыхайте. Я сам справлюсь.

«Ерничай, ерничай», – подумала про себя Мирослава и, не сказав помощнику больше ни слова, удалилась в свою спальню.

А он принялся мыть посуду с таким старанием, словно надеялся смыть с нее все не только видимые загрязнения, но и незримые пятна, наносящие ущерб ее репутации.

Дон спрыгнул с дивана и поспешил за ушедшей хозяйкой.

«И ты туда же», – подумал Морис, неизвестно что ставя в вину коту. Разве что только его неизменную привязанность к Мирославе.

Засыпая, Мирослава вспоминала, какие вкусные губы у Легкоступова.

От поцелуя осталось послевкусие клубники. И весь он так приятно пахнет! Смотрел же он на нее глазами теленка, ласковыми и печальными одновременно. Хотя навряд ли у телят бывают такие красивые серые глаза, то блестящие, то туманные, то похожие на речную гальку, только что омытую волной.

Глава 22

На следующее утро Морис молча поставил на стол завтрак.

– Спасибо, – проговорила Мирослава, внимательно рассматривая яичницу с помидорами, щедро посыпанную зеленью петрушки и укропа.

«Хорошо, что зеленого лука нет», – подумала она и спросила:

– Ты все еще дуешься?

– С чего мне на вас дуться? – сделал он вид, что удивился ее вопросу.

– И я о том же, – подмигнула она ему.

Миндаугас усмехнулся в ответ. А через некоторое время не выдержал и спросил:

– Ведь после общения с Горчаковским вы еще с кем-то встречались?

– Угу, – ответила она, старательно работая челюстями.

– С кем?

– Со сватом Наумом, – ответила она, перестав жевать.

– С кем, с кем? – не понял он.

– Ты читал сказку «Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что»? – поинтересовалась она невинно.

– Допустим, – сухо ответил он, опасаясь попасть в расставленную ею ловушку.

– Вот он и есть сват Наум.

– Прекратите морочить мне голову, – попросил он.

– Тогда не приставай! Не видишь, я ем?

Морис закатил глаза и замолчал.

Сразу после завтрака Волгина уехала в город. Незовибатько позвонила, прибыв на место.

– Здравствуйте, Афанасий Гаврилович!

– Здравствуй, Мирославушка, – обрадовался эксперт.

– Я к вам в гости. Выйдете за мной?

– А как же! – отозвался он и отключил связь.

Через некоторое время Мирослава уже сидела в его кабинете и пила чай с бубликами, щедро посыпанными маком.

Незовибатько смотрел на нее с отеческим теплом и приговаривал:

– Как знал, что ты сегодня придешь, как знал…

Мирослава покаянно вздохнула, посмотрела на него с такой жалобной мольбой, что Незовибатько не выдержал и весело расхохотался.

– Знаю, знаю, – проговорил он, – пришла по делу.

– Типа того, – сокрушенно вздохнула Мирослава, а потом подняла на эксперта свои ясные зеленовато-серые глаза, – но это не отменяет того, что я соскучилась по вам, Афанасий Гаврилович! Правда, правда! – заверила она.

– Да, верю, верю, – кивнул он. – Выкладывай, что надо.

– По убийству Елены Андриевской есть что-нибудь интересное?

– У меня тут, – он обвел широким жестом свои владения, – всегда полные закрома интересностей.

– Я об этом давно догадывалась.

Незовибатько усмехнулся и спросил:

– Значит, вы с Морисом в деле?

– Типа того, – отозвалась Мирослава.

– Хорошо. Если тебя интересует, от чего она умерла, то от удара головой о край тумбочки. На нем остались следы крови.

– Она могла упасть случайно?

– Судя по силе удара, нет. Эксперимент показал, что ее толкнули.

– А осколки вазы имеют отношение к делу?

– Кто тебе о них рассказал? – Эксперт сощурил глаза. – Явно не Наполеонов.

Мирослава пожала плечами, уходя от ответа на его вопрос.

– Ясное дело, не одного ты меня трясешь, – усмехнулся Незовибатько.

– Ну что вы! – притворно возмутилась Мирослава. – Разве я трясу вас? Я обращаюсь с вами, как с бесценной…

– Китайской вазой, – подсказал он любезно.