Знак Гильдии

Вот я об этом размышляю, а драка-то продолжается! И диктую правила уже я: гоняю противника вокруг телеги. Какие уж там завораживающие движения – знай отмахивается левой рукой! Но у меня особо не поотмахиваешься. Удар под названием "клюв коршуна" – и наррабанская штучка с двумя лезвиями вонзается в землю, а ее владелец ужом скользит под телегу. Прыжок – и я на телеге. Только высунься, сволочь, только голову покажи...»

И тут в дышло впивается стрела.

– Брось меч, грайанец! – хрипло кричит от забора арбалетчик.

Ага, вот на сколько хватило их честной игры! Ладно, если кто здесь туго соображает, так можно растолковать.

– Легче с арбалетом, дурень! Меня пристрелишь – Сарх с тебя кожу полосками спустит. Кому дорогу перебегаешь, гиена? Начал поединок атаман – ему и кончать. А то выходит, я Сарха под телегу загнал, а ты, большой и грозный, со мной расправился? Перед ватагой главаря позоришь, верблюжья ты лепешка?

Все это говорится не столько для арбалетчика, сколько для Сарха. И он все понимает правильно. Вылезает из-под телеги, придерживая левой рукой правую, и выдает монолог потерпевшего неудачу, но не сломленного героя:

– Твоя взяла, Сокол! Но счет не закрыт, я еще заберу твою жизнь. А пока сдержу слово. Развязывай своих друзей – и на борт!

Неизвестно, надолго ли хватит этого показного благородства, поэтому первым лучше развязать Айфера.

Встав на ноги, наемник не тратит времени на обсуждение ситуации – молча топает к телеге и одним рывком выдергивает дышло. Пра-авильно, в его лапищах такая дубинка ораву троллей распугает.

Освобожденный Охотник кидается к ученикам, оглядывает их со всех сторон, чуть не обнюхивает, как собака пропавших и вновь обретенных щенят:

– Целы? В порядке?

– Учитель, Сокол ранен! – тихо говорит девочка. Все встревоженно оборачиваются.

– Ерунда, лезвие по ребрам прогулялось. Гляньте-ка: надо перевязать или так подсохнет?

Судорожный вздох из четырех глоток...

«Вей-о! Я и забыл, какое впечатление на непривычных людей производит моя спина!»

– Память о веселой юности. Как-то я нахамил одному высокородному господину, а тот велел забить меня насмерть плетью. А я из вредности взял да выжил. Ладно, хватит пустую мякину провеивать, есть дела поважнее.

* * *

Одномачтовое речное судно с низкой осадкой готово было отчалить. Сарх стоял у трапа, хозяин «Рыжей щуки» бинтовал полосой полотна его руку.

– А как же внучечка моя? – осмелился спросить трактирщик.

– Что? – отвлекся от угрюмых мыслей пират. – А, девчонка! Она в сарае.

Не дожидаясь, пока уберут трап, трактирщик неловко, как слепой, начал карабкаться по узкой тропке на крутой берег. Добрел до сарая, распахнул дверь и, коротко вскрикнув, рухнул на колени возле детского тельца с перерезанным горлом.

В это время Сарх, стоя у левого борта, поймал взглядом соломенную крышу сарая, что краешком виднелась над берегом, легко улыбнулся, слизнул полузасохшую капельку крови в углу рта и с нежностью выдохнул:

– Гратхэ грау дха, Кхархи.

– Атаман, – опасливо пробасил из-за плеча лохматый рыжий помощник, – эти чужаки – они гости или как?

– Глупец, они пленники, – холодно ответил атаман. – Но знать им об этом не надо. Позже скажу, что с ними делать.

* * *

– Господин надеется, что этому заморскому стервятнику можно верить?

– Да ты что, Охотник? Я за его клятву яичной скорлупы не дам. Но если б мы попытались уйти, нас бы расстреляли из арбалетов. Мы пленники, но руки у нас свободны. Скажи ребятишкам, чтоб были начеку. Ничего не есть и не пить!

– Пили уже, хватит. Второй раз о тот же камень не споткнемся.

– Если начнется заварушка, помни: на Айфера можно положиться. Виду не показываем, пусть думают, что мы доверчивые олухи. Надо вызнать, куда эти воры спрятали наши вещи. Беспокоюсь за свой меч. И... и за два небольших таких бочонка, завернутых в овчину.

11

Сначала – жуткая ночь, полная бурелома, кустов, коряг, закрывающих луну облаков. Летучие твари с длинными щупальцами возникали из мрака, били крыльями по головам бегущих людей, не давали свернуть, направляли, как щелкающий кнутом пастух гонит стадо на бойню.

Потом – рассвет среди развалин крепости, перед черными гранитными плитами, над которыми в световом столбе сменялись призрачные лики и слышались непостижимые речи. А четверо разбойников лежали на сыром от росы песке, придавленные невидимой тяжестью, навалившейся на плечи, словно снежное одеяло. Шершень молчал. Недомерок бессвязно молился. Старуха, не соображая, что говорит, тихо ругалась. Красавчик поскуливал.

Но лесные волки – не комнатные собачки. Судьба часто била разбойников, и они научились сносить ее удары, молча сплевывая кровь. Страх остался, но уже не сковывал, не оглушал. Сквозь беззвучный вопль в мозгу пробились проклятия по адресу дурня атамана, которого потянуло искать сокровища в этом окаянном месте. Мысли стали четче, определеннее, а «непостижимые речи» призраков превратились в раздраженную перебранку. Пленники напряженно вслушивались, гадая, какое влияние на их судьбу окажет эта разноголосица и будет ли вообще судьба – или сразу Бездна?