Знак И-на

Почерк не совпадал. Объяснение писал не Морозов и не офицер, составлявший протокол. Объяснение написал неизвестно кто. Третье лицо. Тень из-за спины Морозова. Это ни черта не объясняло всего, только порождало новые вопросы. Действительно, как мог пьяный Морозов с переломанными конечностями, к тому же пролежавший несколько часов без сознания, в один миг ожить и договориться хоть о чем-то с сотрудниками ГИБДД? Нет, не мог. Скорее всего, все было, как всегда. Кто-то вызвал полицию и «Скорую», аварию «разобрали», пострадавших увезли в больницы, мертвых — в морг. Протокол составляли офицеры дорожной полиции, причем составляли, скорее всего, после отъезда «Скорой», вообще без единого участника аварии. Освидетельствование Морозова на алкоголь при этом вообще проводили медики на «Скорой» и вложили в дело после.

А дальше — вместо того чтобы спокойно лечиться и ждать сурового, но справедливого суда, Морозов неожиданно исцелился и нашел способ «порешать» все вопросы в рекордно быстрые сроки. Договорился обо всем с офицерами, оформлявшими ДТП, наверняка нашел денег и взятку им дал. Интересно, как он мог сделать это из больницы, где лежал со сломанными ногой и рукой? Перевел взятку через телефонное приложение? Так в две тысячи третьем году телефоны-то были не у всех.

Важно еще понимать, что дело Морозова было переписано и изменено почти мгновенно, так как абсолютно все, кто знает о том случае, с самого начала слышали именно версию об убийце Тагиеве. Жители деревни, друзья, журналисты — все. Насколько быстро нужно договариваться, чтобы все стало настолько хорошо? Да практически в тот же день. Максимум на следующий, но тогда уже есть риск, что что-то куда-то просочится. Нет, сработано было быстро и эффективно. Оригинальный комплект был изъят и заменен подложным. Дальше дело пошло стандартным путем по бюрократической цепочке — к отказу в возбуждении. Чтобы окончательно развеять любые сомнения, и было написано это объяснение единственного выжившего участника ДТП, если не считать маленькую Алису. Если бы объяснение было датировано более поздней датой, можно было бы предположить, что почерк различается, потому что Морозов со сломанной рукой писать никак не мог и просто попросил кого-то написать за него. Однако тогда имелась бы фраза «С моих слов записано верно».

Но дата — и это прокол, большой прокол — была та же самая, тридцать первое декабря. То есть по документам выходило, что Морозов дал объяснения, находясь на месте ДТП, а он там, на секундочку, был без сознания. Вот и получается, что был кто-то третий, кто-то заботливый, кто продумал все или почти все, только дату на объяснении забыл поправить. Это и понятно, ведь столько всего нужно было менять в такой короткий срок.

Кто этот третий — тоже вопрос. Кто он, почему подписался за Морозова и почему не уничтожил оригиналы? Напротив, за каким-то лешим сохранил их, как бомбу замедленного действия. Хорошо, допустим, он оставил документы, чтобы потом передать их Морозову. Мол, сам натворил дел, сам пусть и решает, что с ними делать. Но ведь Алиса нашла у Морозова в сейфе вовсе не оригиналы, а копии. Что заставляет задуматься о том, где и у кого оригиналы. И начинать распутывать весь этот клубок надо с того, чтобы идентифицировать Третьего.

Иван доехал до Алисиного дома, даже не пытаясь больше до нее дозвониться, — все равно не ответит. Гордая, блин. Запарковался, заблокировав пару машин. Не то что мест не было, он просто не хотел терять время, идти откуда-то до подъезда. Бросил машину прямо напротив входа. Нет, у Ивана не было бумажки с телефоном под лобовым стеклом. Наплевать. Пусть весь мир подождет. Он набрал первый попавшийся номер на домофоне.

— Кто там?

— Откройте, водоканал, — сказал он, и дверь тут же щелкнула, раздался тонкий протяжный писк.

Люди никогда не задают вопросов, если речь идет об обслуге. Скажешь, что полиция, — и половина соседей высыплет на лестницу, чтобы, как мухи на дерьмо, нырнуть и полюбоваться на чью-нибудь драму.

Ждать лифта не стал, взлетел по ступеням на шестой этаж. Дверь все еще не починили, и сквозь щель пробивался свет.

— Алиса! — позвал он нерешительно, переминаясь с ноги на ногу. Ответа не было. Тогда Иван раскрыл дверь и вошел внутрь, на кухню, откуда шел свет. — Алиса, это я. Только не набрасывайся на меня сразу, дай хоть слово молвить, слышишь? Я думаю, все было не так просто с этими документами твоего отца…

Он запнулся на полуслове и остановился посреди кухни, не сразу сообразив, что там, около раковины, стоит не Алиса, а смутно знакомая пожилая женщина с намыленной тарелкой в руке.

— Алисы нет дома, — сказала она строго. — А вы кто?

65

— Как пропала? Когда? Почему мне не сообщили? — кричал Мануйлов, брызгая на Ивана слюной.

— А кто должен был сообщить? Бабушка ее? Так она о пропаже и не заявляла. Она документы приехала оформлять. Жалуется, что дверь так и не починили. Ей на то, что Алисы нет, кажется, наплевать.

— Значит, твоя Алиса — колобок, да? И от бабушки ушла, и от дедушки ушла? И от уголовного розыска, значит, тоже. И кто я тогда получаюсь?