Знак небес

– Доброгнева сказала, что через неделю ты у нее вставать начнешь, а через две, от силы три, я за тобой приеду и в Рязань заберу. Говорю же, тебя Минька в Ожске заждался. Вот и помаракуем втроем, как да что насчет булгар. Не нравится мне что-то их поведение.

«А почему втроем, без отца Николая?» – чуть было не вырвалось у Константина, но он вовремя вспомнил, что сам же его отправил еще по осени с двумя десятками дружинников в Киев, а потом аж в Никею для утверждения в епископском звании.

Вообще-то священники – белое духовенство[65], а епископом может стать лишь монах, то есть из черных, но Константин решил, что все это пустяки, и главное в том, чтобы получить принципиальное согласие митрополита Матфея. Монашескую же рясу на отца Николая запросто можно напялить в каком-нибудь из многочисленных киевских монастырей.

Через неделю он уже и впрямь начал вставать, а через две вовсю ходил по терему, хотя и недолго – не больше чем по получасу. Когда Вячеслав приехал забирать князя в гости к Миньке, то Константин чувствовал себя совсем здоровым, разве что к вечеру все-таки изрядно уставал, но это были уже мелочи.

– Как отдыхалось, бездельник ты наш драгоценный? – осведомился Вячеслав, едва они отъехали от Переяславля.

– И не бездельник я вовсе, – проворчал Константин обиженно и толкнул ногой небольшой сундучок, аккуратно притороченный в возке сразу за спиной возницы. – Вон сколько трудов накатал – чуть ли не доверху его набил.

– А что там? – полюбопытствовал воевода, откупоривая фляжку и с аппетитом прикладываясь к ней.

– Половина сундука – история, – кратко пояснил князь. – Она вся в отдельной шкатулке, ленточкой перевязанная, и вверху надпись: «После моей смерти отдать воеводе Вячеславу Михайловичу, отцу Николаю или Михаилу Юрьевичу».

Воевода Вячеслав Михайлович от таких слов поперхнулся и долго откашливался.

– В глаз бы тебе дать сразу! – рявкнул он грозно и передразнил зло: – После моей смерти! Да после твоей смерти Руси хана настанет, карачун и капут, вместе взятые. Ты про это и думать не моги.

– Да я это так просто. Мало ли, – смущенно пожал плечами Константин.

– Мало ли, – проворчал воевода, остывая. – Никаких мало ли. Должен жить, и все тут. Обо мне-то, небось, и не подумал?! А о Миньке, об отце Николае? Да если всю толпу собрать – знаешь, сколько людей на тебе одном завязаны? Тьма. На-ка лучше, накати малость, авось дурь и растворится.

Константин послушно взял фляжку и сделал пару глотков. Мед был отличный, вишневый, с легкой горчинкой и хорошо выдержанный. Словом, вкуснота. Такого можно и еще пару глотков… и еще. В голове зашумело.

– Отдай продукт, – заволновался Вячеслав, отнимая у него фляжку, но не забывая похвалиться: – Лично нашел в княжеских погребах во Владимире, – и пояснил туманно: – Я там место для обороны подыскивал на случай внезапной вражеской атаки, ну и заодно уж…

Пока друзья говорили, сани успели углубиться в девственный дремучий лес, застывший в ожидании момента, когда же наконец над ним поднимется тяжелое и величественное зимнее солнце, раскрасневшееся от морозца. Высокие разлапистые ели, плотно закутанные в густой январский снег, медленно проплывали по обеим сторонам уже накатанной неширокой санной дороги.

«Интересно, как они тут разъезжаются-то, если навстречу друг другу?» – поневоле подумал Константин при виде огромных сугробов, возвышавшихся по бокам неширокой колеи. Кругом царило торжественное безмолвие, лишь изредка нарушаемое беззаботными птицами.

В основном это были снегири, которые веселыми стайками вспархивали с деревьев, слегка тревожась от близости проезжающих мимо людей, и тогда с ветвей слетали маленькие пуховые горсточки искристого снега, устраивая что-то вроде миниатюрного снегопада.

Один раз Константин даже приметил рыжую мордочку лисички с любопытным черным носом, которая с интересом поглядывала из своего укрытия на пяток саней и два десятка конных дружинников, проезжавших мимо нее. Если бы с ними были ее извечные недруги-собаки, лисичка, конечно, не была бы такой нахальной, но острое чутье, которое никогда не подводило свою хитрую хозяйку, ничего не говорило ей о четвероногих врагах, потому она так и осмелела.

Воздух был прозрачен и душист. Пахло сочным ядреным морозцем, свежей хвоей и еще чем-то таким, что присуще лишь одному зимнему русскому лесу, который равнодушно взирал на проезжающих путников с высот вершин могучих деревьев.

– Да хватит мне, пожалуй, – ответил Константин, с удивлением чувствуя, что язык как бы еще слушается своего хозяина, но вместе с тем норовит выказать первые легкие попытки неповиновения.

Вячеслав внимательно посмотрел на князя и утвердительно кивнул:

– Сам вижу, что хватит. Ну, тогда ответь мне, как на духу, только без вранья, у тебя к Ростиславе как, серьезно, или так себе, увлеченность пополам с влюбчивостью?

– Жена моего лютого врага… – начал было высокопарную речь Константин, но воевода тут же досадливо оборвал его: